Антон, покрасневший и разгорячившийся, с не по годам хорошей речью и горящими глазами страстного оратора, набирал обороты, словно поток, прорвавший дамбу.
— Мы сначала скептически относились ко всяким там народным губернаторам, захватам зданий. Будь референдум на месяц раньше, результат, наверное, был бы другим. Но на вопли с Донбасса они закрывали уши, и, ко всему прочему, в нас стали стрелять. А уж Одесса поставила окончательную точку. У нас разная правда и, получается, разные дороги.
— А если война, Антоха? Настоящая война? — спросил Олег, испугав этим словом Людмилу Анатольевну.
— Будет день — будет пища. А если война… Не хочу об этом.
Глава 24
Ярослав лениво открыл глаза. Утренний свет пробивался в комнату сквозь пышные кроны высоченных тополей. В белых лучах плавали пылинки. Из открытого окна доносился гипнотизирующий шелест листвы, там, оперевшись на подоконник, стоял Олег.
— С добрым утром, коллега, — скрипнув раскладушкой, нарушил тишину Ярослав. — Что там интересного показывают?
— Показывают хорошую погоду, а нам завтра уже лететь, — невесело ответил Олег.
— Не грусти, еще приедешь и налюбуешься своим двориком.
— Налюбуюсь… Представляешь, а тут мало что изменилось. Все древнее — качели, лавочки. Деревянные ворота на площадке. Теперь, правда, сетка висит, раньше не было. Ракушек этих дурацких тоже не было. Зачем они? Полторы машины во дворе стояло, мы возле подъезда прям на дороге резвились. Шум, гам, весь асфальт в классиках, — усмехнулся Олег и взглянул на Ярослава. — Тогда двор жил. Деды, мужики в домино рубились. Бабульки у подъездов кости всем перемывали, а мамаши усмиряли своих чад. А сейчас и детей тут нет, за утро никого не видел.
Олег повернулся к Ярославу.
— Это раньше моя комната была. Здесь вот у окна стоял письменный стол. С глобусом — большим таким, он даже мешал мне. Везде модели самолетов висели, сами клеили. Вернее, клеил-то отец, а я так — принеси, подай. А посреди комнаты лежал выцветший палас. У меня была куча солдатиков и военной техники — устраивал на нем баталии.
Олег в деталях воссоздавал интерьер своей старой комнатушки, это было драматично и сентиментально. Четверть века назад он засыпал тут в своей кровати — маленький Олег Коваль, обычный школьник в обычной малометражке обычной советской семьи.
— Все, Славик, знали друг друга, без приглашения в гости ходили, а ключи от квартиры под коврик клали. Я даже пару раз записку в двери оставлял: «Мама, ключи под ковриком». Детская простота! — засмеялся Олег.
— Ладно, заканчивай тоску навевать! Еще руки на себя наложишь, а ты мне нужен.
Ярослав нехотя поднялся со скрипучего лежбища и принялся натягивать одежду.
— Ушло твое время, Олежек. «Течет река Волга… А мне уж сорок лет!» Пойдем-ка лучше кофейку раздобудем, а?
— Убил ты весь мой душевный порыв, босс. Впрочем, как обычно.
В квартире никого не было. Олег и Ярослав, вооружившись пультом дистанционного управления и большими кружками, наполненными кофе, словно хронические бездельники, восседали перед телевизором. На экране мелькали знакомые картинки российских каналов. Вместе с местными и парочкой украинских они, по-видимому, составляли теперь информационное поле Донецка. Со слов Людмилы Анатольевны как учителя, неравнодушного к любой культурной революции, жизнь очень быстро менялась. Русский язык и все пророссийское блиц-кригом занимали утраченные за годы позиции. Атаки шли по всем фронтам — историческому, политическому, культурному, идеологическому, — и были они столь же яростными, как и атаки посткучмовских и нынешних русофобов.
На одном из местных каналов начинался выпуск новостей. Информационная лента снова освещала грандиозные успехи ополчения. Продолжающиеся стычки на подступах к Славянску, бой под Волновахой, по сути, ставший самым кровопролитным с начала конфликта, боестолкновения на Луганщине, в Лисичанске, Рубежном. И почти ничего о всеукраинских президентских выборах. ЛНР объявляет мобилизацию и военное положение «до вывода карательных войск с территории республики». Донецк подхватывает братский порыв. На подконтрольной ДНР территории также объявляется мобилизация. Все желающие в срочном порядке выдвигаются в горячие точки республики. С экрана телевизора веяло настоящей войной, надежды на политическое решение конфликта слабли.
К вечеру жаркое солнце начало сбавлять обороты. Пирамидальные тополя высились тут и там, словно ракеты, готовящиеся к старту. Буденовка была предокра-иной горняцкой столицы, хранящей наследие Юза: где-то здесь, среди бывших шахт и рабочих поселков, делал первые вздохи новорожденный Донецк, и здесь же начинался местный футбол. За годы в Буденовке как будто бы мало что поменялось. Частный сектор, разбитые дороги, пыльные улицы с яблонями и абрикосами — маленькая жизнь в большом городе. Окрестности славились совершенно фантастическими, марсианскими видами мертвых, но изрядно пылящих терриконов заброшенной шахты. Побывав на одном из них, а затем побродив по прилегающим территориям и обследовав безлюдные улочки с покосившимися домами, Олег и Ярослав зашли во двор школы — той самой школы, в которую ходил октябренок и пионер Олег Коваль, размахивая неказистым портфелем.