— За мной! — едва слышно крикнул Казак и махнул рукой.
Снова перебежки, полумрак. Дерево за деревом, куст за кустом. Где-то совсем рядом свинец продолжал рвать листву и рыхлить землю. Казак и Жора не отвечали. Умело петляя по парку, они выводили группу из-под обстрела. Наконец стрельба прекратилась, и процессия пошла быстрее. Ярослав пребывал в предшоко-вом состоянии, но тишина давала надежды. Неужели ушли? — радостно гремел внутренний голос. Но не тут-то было.
— Лежать! — разорвал темноту истошный визг.
Будто тысячи кусков пенопласта проскребли по асфальту. За воплем снова затрещали автоматы, и ветви деревьев скопом посыпались вниз. Казак упал на землю, Олег и Ярослав за ним, кавказец последовал их примеру. И тут все вокруг внезапно озарилось, словно концертная сцена: лужайку, где распластались четверо заблудших путников, ярко осветили с десяток фонарей. Со всех сторон, топая, шаркая, бряцая оружием, прибывали и прибывали солдаты. Сверкая огнями, они окружали свою добычу.
— Лежать, не двигаться! Кто дернется — завалю, на! — завопил все тот же голос.
Глава 30
— Мерфи, с-сука… — прошипел сквозь зубы Ярослав, уткнувшись лицом в землю.
Случилось то, чего они надеялись избежать. Они не были готовы оказаться экстремистами, сепаратистами, террористами или кем-нибудь еще. Ярослав принялся судорожно придумывать алиби. Мысли путались в голове: «Что сказать, правду? Но почему тогда у нас за спиной оружие, а рядом двое повстанцев? Бред!»
— Ну що, сепарюги, добкалися! — завизжал уже знакомый голос. — В'яжггь ix, хлопщ, i за мною! Лiзуть, суки, як таргани[15].
Ярослав сморщился: тяжелый башмак грубо наступил ему на голову. Автомат был конфискован, нечто похожее на шнур туго стянуло запястья. Мерзкий голос радостно отрапортовал по рации о «перемо-ге»[16] и взятии четырех «колорадов». Двое сдернули с земли Ярослава, обыскали и, заломив связанные до боли руки, потащили его в неизвестном направлении. Фонари погасли, и внезапная тьма лишила его зрения. Скрюченный, сгорбленный, он лишь с трудом видел очертания своих семенящих ног, что несли его в направлении беды. «Чушь, черт побери. Я в плену.» — прошептал он сам себе. Неподалеку слышалось похожее шарканье — должно быть, вели его «подельников». Затем все те же силы небрежно закинули их одного за другим, словно мешки с картофелем, в кузов УАЗика, и четверка вновь воссоединилась. Это был бокс для перевозки задержанных, вероятно, какой-нибудь местной патрульной машины. Внутри было тесно, как в рыболовной банке с опарышами, которые бессмысленно копошились, пытаясь найти хоть какое-нибудь положение. Автомобиль скакал, его бросало в разные стороны, как внедорожник, участвующий в ралли-рейде. Скакали и пассажиры. Но вот колеса нащупали приличный асфальт, и салон УАЗика наполнил завораживающий гул покрышек. Пленники кое-как разместились в тесном отсеке. Свет уличных фонарей начинал пробиваться внутрь, и лица попутчиков засияли серебристым цветом. Ни Казак, ни Жора не выражали абсолютно никаких эмоций — словно двух дебоширов, пойманных на близлежащем хуторе, привычно везли в поселковый участок милиции. Двое других спокойствия не разделяли. Их испуганные лица в бледном свечении ночных фонарей напоминали физиономии оживших покойников, выбравшихся с местного кладбища. После последнего ускорения машина, свистя тормозами, резко остановилась. Послышались шаги и голоса. Украинская речь сменялась каким-то деревенским наречием, а едва слышные диалоги обрывались дружным хохотом. Олег и Ярослав настороженно переглянулись, будто перед выходом на эшафот: в их взглядах застыла обреченность ожидания. Наконец дверца экипажа отворилась, и шесть-семь пар любопытствующих глаз пристально уставились на пойманных повстанцев. Это были крепкие мужчины в военной форме, идентичной той, что они видели в аэропорту. «Нацгвардия… — мысленно констатировал Ярослав. — Сейчас что-то начнется». Но ничего особенного не начиналось. Задержанных выволокли в просторный дворик большого трехэтажного коттеджа, на вершине которого гордо развевался жовто-блакитный прапор[17]. Ночь то и дело озарялась вспышками мобильных телефонов, будто светское мероприятие, на котором беспорядочно крутится возбужденная публика. Но момент славы длился недолго. «Обезвреженных бандитов» снова обыскали, неожиданно гуманно освободили посиневшие кисти и гостеприимно затолкали в подвал. Дверь с лязгом захлопнулась. Помещение три на три метра напоминало камеру пыток. Ни окон, ни отдушин. Посреди него находился небрежно сваренный металлический столик, и больше ничего. На высоком потолке тускло горела одинокая лампочка. В каземате было душно и сыро.
15
Ну что, сепаратисты, добегались! Вяжите их, хлопцы, и за мною. Лезут, суки, как тараканы (укр.)