— Нет, ну так не пойдет! Расскажи лучше о себе. Кто ты, откуда… Может, и вправду сегодня… О ком мы всю жизнь вспоминать да рассказывать будем? — не унимался Олег.
Казак приподнялся, облокотился о дерево и глубоко задумался.
— Долгая история. Я без рода своего ничего не значу, — наконец произнес он.
— До вечера время есть, — добавил Ярослав. — Мыто о себе уже раз десять рассказали.
Казак снова призадумался и принялся ковырять щепкой землю.
— Макаром меня зовут. Лукин Макар Степанович, 70-го года рождения. Родом из Вешек, — сухо отчитался он.
— Где это? — осведомился Ярослав.
— Шолохова же знаешь?
— Ну.
— Так это и есть его станица родная. Станица Ве-шенская, или просто Вешки. Земляки мы с ним, — сказал Казак и притих.
— Круто! Это и правда длинная история! — усмехнулся Олег. — Ну что ж, вечер, пора идти дальше?
— Лукин Степан Семенович — хорунжий Войска Донского, — выдержав паузу, спокойно продолжил Казак. — Мой прадед. В дворянах мы не значились, но службу предки несли исправно. Чин хорунжего был серьезным. Офицеры ведь в штабах не сидели, они казаков за собой водили. Но среди дворянских зато значился некий Краснов Николай Иванович, генерал и сын генерала. Умер он, правда, когда мой прадед еще босиком по станичке рассекал. Их род был самым известным в верховых станицах, хотя и сынок его родился уже в Петербурге. И вот сына красновского-то история и отличила. Звали его Краснов Петр Николаевич. Что там говорить, очень отважный был человек. В его дивизии на Юго-Западном фронте мой прадед воевал, и даже участвовал в Брусиловском прорыве, за что и стал георгиевским кавалером. А дальше, в гражданскую, мой прадед был убит где-то под Тулой в знаменитом походе Деникина на Москву. Письма писал, мол, вот-вот, большевики свои манатки собирают — но нет… Не увидел мой прапраотец того ужаса, когда Махно терзал их тылы, а против Деникина собрали все силы Красной армии. И, слава богу, не увидел он виселиц, расстрелов станичников и смерти жены от тифа. А сына своего новорожденного только разок на руках потискал, когда в 17-м домой заглядывал. Вот таков был Лукин Степан Семенович, казачий офицер с георгиевским крестом на груди.
Ну а деда моего, сироту, Лукина Макара Степановича, воспитывала двоюродная тетка прадеда на хуторе близ Вешек. Подальше от раскулачивания, расказачивания. В конце 30-х он женился и в Финскую на фронт укатил. Заделал отца моего — и укатил. Так его больше никто и не видел. Письма тоже писал. Сначала финны, потом немцы — да так и пропал старшина Лукин без вести где-то в Восточной Европе. Такие дела… А у немцев, кстати, воевал генерал Краснов. Да, тот самый Петр Николаевич Краснов — бывший атаман Всевеликого Войска Донского, а потом и начальник Главного управления казачьих войск в составе вермахта. Вот тебе и развела судьбинушка земляков! У каждого своя правда, черт побери! А что ж отец мой? А отец мой, Лукин Степан Макарович, похоже, был единственным мирным в нашем роду человеком.
Казак тихо засмеялся и, выдержав драматическую паузу, продолжил:
— Жил с матерью в Вешках. Закончил сельскохозяйственный техникум в Миллерово, да так и проработал в совхозе механизатором. Трудяга был. Но я до сих пор помню его папаху и штаны с лампасами. Нашего коня, на котором учил меня держаться, старый фотоальбом, образа в углу хаты, где он молился. Отец всегда был в душе казаком. Пил редко, но уж когда выпьет, то рот не закрывался. Вот тогда я и слушал его байки о героях, о предках наших. Эх. Умер он пару лет назад, 82 ему было. А так — две сестры у меня старшие, обе замужем, и куча взрослых племянников.
Казак усмехнулся и замолчал. Будто что-то тронуло его внутри — и расхотелось рассказывать. Но, с досадой запустив щепкой вдаль, он все же продолжил:
— Отец мне как-то сказал, что я ношу имя без вести пропавшего красноармейца, старшины Лукина Макара Степановича, которого отец мой никогда не видел.
Казак затих и снова устремил невеселый взгляд наверх.
— Ну а с тобой-то что случилось? Как ты во все тяжкие пустился? — бесцеремонно оборвал молчание Олег.
— А что я… — нехотя проворчал Казак. — Отец всегда хотел, чтобы я учился, но и казаком по духу оставался. Закончив десятилетку, я отправился в Новочеркасск. Там в политехнический поступил на строительный. Все бы ничего, но Союз развалился, конфликты начались. Институт я так и не закончил, чуть-чуть не дотянул. Зато людей много новых узнал. Новочеркасск же — столица Донского казачества. Ну и понеслась. Приднестровье, Абхазия, Югославия. Всюду был, куда съезжались добровольцы. Когда затишье случалось, возвращался домой и понимал, что у сестер своя жизнь и никому я там не нужен. А так — работал то тут, то там, жил с родителями и с нетерпением ждал следующей командировки. Любой, где мог бы быть полезен. В такие места, братцы, закидывало, о которых даже по телевизору не говорили, и знать не нужно. Эх, дьявол, курить завязал, а хочется!