— Неисповедимы пути Господни! Так было, так есть и так будет, но человек рожден ради чего-то великого, большего, чем потакание своим бесконечным желаниям. Может, чтобы погибнуть сегодня во имя будущих жизней, а может, чтобы взрастить достойнейших сынов отечества, которые будут следовать путями великих предков, писать их имена в толстенных книгах и хранить в сокровищницах истории. Я был не за политиков, но за народ, который жаждал нас, за наше осиротевшее государство. «Помощи теперь ждать не от кого, одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых. Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире! Мы на краю пропасти! Но мы — русские! С нами Бог! Спасите, спасите честь и достояние России и ее Самодержца!.. Спасите сына его…» — когда-то взывал Александр Васильевич Суворов[23]. Нас ждали, и мы пришли. И если мне было суждено здесь погибнуть, значит, для того я и родился. Значит, моя миссия выполнена, и ни о чем уже не жалею.
Глава 35
Наверное, будет излишним подробный рассказ о том, где и как проходили лечение два довольно странных «туриста», эвакуированные на родину из зоны боевых действий. Вероятно, нет никакого смысла и расписывать вполне предсказуемую сцену, которую устроила Света, добравшись до госпиталя, причитания матери и долгие нотации отца Ярослава. А также говорить о том, как Марина вкупе со скандалом привезла долгожданную весть о своей беременности. Во избежание каких-либо эксцессов стоило бы умолчать и о посещении их палаты некими представителями не слишком миролюбивых ведомств, чьи глаза выражали подозрительное недоумение. Стечение обстоятельств или наглая, ничем не прикрытая ложь? Но во имя чего? Олег и Ярослав как весьма добропорядочные граждане утверждали, что подобные повороты судьбы все же случаются в наших жизнях. И с этих пор началось их длительное молчание об необычных похождениях по окрестностям мятежного города.
До конца июня Ярослав был практически прикован к постели изматывающими болями. Бессонными ночами он с тревогой размышлял о последствиях тяжелого ранения. Олег же, быстро освоив костыли, вскоре самостоятельно скакал по госпиталю, по делу и не по делу тревожа местный персонал. Наконец результат был достигнут, и ему великодушно предложили отправиться домой. Жарким июльским днем его костяная нога укатила поближе к беременной супруге. Ярослав остался совсем один. Иногда его навещали родители, Света, когда могла, приезжала в южный город, но главным лекарством от хандры снова становилась работа. Теперь он всегда был на связи, новый ноутбук, доставленный из дома, стал неизменным спутником унылых больничных дней. Как и предполагалос ь, донецкая авантюра так и не нашла своего логического продолжения, а ее инициаторы с драгоценными авансами стали недосягаемы для коммуникации. На Донбассе разразилась настоящая война, и бывшая элита, не мудрствуя лукаво, по-английски делала ноги. Теперь здесь с незавидной регулярностью рвались снаряды, сотрясались города и села, список жертв уже шел на тысячи. С искренней душевной болью Ярослав штудировал новостные ленты, политические форумы и репортажи с полей сражений. В его памяти еще были свежи воспоминания — прекрасный город миллиона роз, марсианский пейзаж террикона, тихий дворик старенькой школы.
Время шло. Ярослав поправлялся, а Донбасс все глубже и глубже погружался в смертоносную трясину гражданской войны. Две судьбы, две линии жизни, преломившиеся однажды холодной осенью: эталонная сущность московского среднего класса — и целый регион, бросающий перчатку в лицо могущественным браконьерам. Человек, далекий от конфликтов, и конфликт, столь далекий от человека, немыслимым виражом сошлись воедино 26 мая 2014 года — на их общем последнем рубеже.
Но что же приключилось в тот далекий памятный день, встряхнувший город шахтерской славы и жизни молодых перспективных менеджеров, в тот весенний день, когда с особой легкостью и пафосом в аэропорту обосновывалась грозная интербригада — настоящая интернациональная бригада, сбитая из ударных отрядов российско-украинских добровольцев и подтянувшихся к утру четверти сотни чеченских наемников? Во главе всему стоял одиозный Скиф — Александр Ходаковский, командир неудержимого батальона «Восток», министр государственной безопасности ДНР собственной персоной и просто человек с серьезным резюме. Отгуляв воскресный парад в центре Донецка, бойцы уже стояли на позициях, и авторитетный Скиф подводил итоги переговоров: аэропорт сдают! Вот только никто, собственно, уходить никуда не собирался. Кировоградский спецназ — элита украинских войск, наиболее боеспособное подразделение — продолжал заседать в здании старого терминала, якобы отдавая контроль дерзким оппонентам. Это выглядело странно, но красиво — абсурд и качественные картинки для лояльных республике журналистов. «Ключевой объект переходит к ополчению, а его передовые силы продолжают свое шествие на запад, на помощь героическим защитникам Славянска!» Но как же так? Вооруженная до зубов элита ВСУ влачит свое жалкое и уже бессмысленное существование в малозначимом стареньком терминальчике? О чем думало ополчение? Вероятно, спецназовцы должны были разбежаться по своим делам или отбыть первым доступным рейсом? Об этом местные СМИ умалчивали, и в результате отбыл сам Ходаковский. Забрав своих верных бойцов былой донецкой «Альфы», прихватив с собой восторженных журналистов, он убрался восвояси.