На следующее утро, пока Катя и Вадик были в церкви на мессе, я, сказавшись больной, осталась дома одна и послала слугу в дом герцога Бургундского с просьбой прийти к нам вечером на ужин вместе с де ла Маршем, хотя я знала, что графа в городе нет. Я написала записку сама, что было в первый раз, поскольку раньше за меня писала Катя, и приглашение подписывалось герцогом д'Эсте. Теперь же там стояло «Анна Висконти». Я рисковала, ведь герцог Бургундский мог знать почерк настоящей донны Анны и раскрыть меня, но я подумала об этом уже после того, как отослала слугу.
В доме было тихо, все ушли в церковь, я рассматривала картинки в часослове, который Катя оставила на столе, на душе было необыкновенно хорошо. День был солнечный, в рассеянном от занавесей свете тело нежилось в тепле. Я сидела полулежа, подперев рукой щеку, лениво листала книгу и с улыбкой думала о предстоящем приятном вечере.
Хлопнула входная дверь, я подняла голову, чтобы посмотреть, кто вошел. Обычно, если это была Катя, то она начинала с порога отчитывать Вадика, если Вадик, то он свистел какую-нибудь бравурную мелодию, если Николетта, то дверь хлопала еще громче, и она кричала «Я дома, госпожа!», если знала, что я одна, если же слуги, то они обычно покашливали и сопели на пороге. На этот раз было тихо. Я снова углубилась в чтение; возможно, дверь была плохо закрыта и хлопнула сама. Потом в гостиной раздались шаги, и я, отложив книгу в сторону, встала.
– Кто там? – спросила я, с тревогой вглядываясь в темную столовую.
– Это я, – и на пороге кабинета возник дон Висконти собственной персоной.
Вряд ли я могла выглядеть более испуганной и пораженной, если бы пол разверзся подо мной, и наружу через щель полезла пахнущая серой нечисть, а деревянные полы стали обугливаться от языков адского пламени. Я сглотнула комок, образовавшийся в горле от сильно подскочившего туда сердца, и запихнула сердечный механизм обратно в грудную клетку, где он забился, как пойманная птичка. Вот уж кто действительно был пойман, так это я… «Спокойствие, только спокойствие», – как говорил один тип с пропеллером. О, ему конечно, было хорошо, этому типу, ведь он только и делал, что ел варенье… Что бы с ним было, увидь он перед собой этого буйнопомешанного? Ибо из-под низкого лба Висконти на меня смотрели глаза сумасшедшего, он был возбужден, словно решился на отчаянный шаг.
– Чем обязана? – сухо и холодно произнесла я, еле справившись с волной страха.
– Вы не пришли сегодня на службу… – дон Висконти явно ожидал увидеть еще кого-то в комнате и был удивлен и обрадован, застав меня одну.
– Я неважно себя чувствую, – зачем-то объяснила я и действительно почувствовала, как по спине пробежал неприятный озноб. – А что вас заставило отложить разговор с Богом?
– То, что его отложили вы. Я подумал, раз уж мы пообещали друг другу быть всегда вместе, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас, то я должен быть рядом с вами, – он явно старался, чтобы его речь звучала спокойно, но слова были налиты свинцовой тяжестью. Каждый шаг, который он делал мне навстречу, вызывал болезненный, бешеный кульбит моего сердца. А улыбка показалась и вовсе оскалом радостного садиста, готовящего неприятную пытку.
– Напрасная забота, – пожала я плечами. – С чего вдруг такая обеспокоенность моим состоянием? Помнится, совсем недавно вас устраивало то, что вы вдовец, и воскрешение жены вам явно пришлось не по вкусу.
– Вы до сих пор не можете мне этого простить, не правда ли? – Николо Висконти, не дожидаясь приглашения, сел в кресло и развалился в нем, посматривая на меня, как хозяин на слугу. Почувствовав себя глупо, я тоже села, хотя внутренний голос (или голос донны?) кричал: «Беги!»
– Конечно, и еще то, что вы соблазнили мою сестру!
Висконти расхохотался.
– Соблазнил! Я!
Его веселье удивляло.
– Я как раз пришел рассказать вам, сударыня, скольким вы мне обязаны и какой на самом деле была Клементина. Эта девчонка была совершенной противоположностью своей сестре. Если донна Анна была ангелом, сошедшим в этот мир случайно и воплотившимся в смертную женщину, то Клементина была сущим дьяволом, волчицей в овечьей шкуре. Когда я женился на донне, я женился по любви, меня привлекал этот ангелочек без крыльев, но вдобавок к нему я оказался отягощен чертенком Клементиной, которая, скучая в Неаполе, вдруг вбила себе в голову, что влюбилась в меня. Я мужчина, сударыня, сопротивляться женским чарам мне не под силу, особенно когда меня преследуют в собственном доме днем и ночью со страстью Везувия, не утихающей ни на миг. Это она соблазнила меня, маленькая колдунья, да так, что какое-то время было очень удобно жить с ними двумя, с огненной страстью одной и холодной покорностью другой. Донна Анна была прекрасной супругой, не могу сказать ничего против нее, и я жил бы так и дальше, но Клементина вдруг захотела избавиться от сестры.