– Что?! – недоверчиво скривилась Наррайн. – Когда он это сказал?
– Он приходит во снах. Общается с помощью телепатии.
– Ваш орган Лаккерсона в последнее время кровоснабжается обильнее, чем обычно. Возможно, эти события связаны.
– Я прогнал его. Теперь он жаждет уничтожить всех. Таков его план.
– Типичный тупой злодей. Что от него можно ожидать.
– Доложить командованию?
– Да. Однако, это может быть иллюзия паразита. Осторожнее.
– Разумеется. Прослежу, чтобы сведенья достигли исключительно нужных ушей.
– Не сомневаюсь в тебе. Что ещё нашли?
– Как вы и предполагали, выданные технологии оказались дефектные.
– Сколько их было?
– Две. Внушение и «ваяние плоти». Похоже, вторая используется скульпторами для возрождения и создания новых организмов.
– Скульпторы?
– Он ведь не был на фронте.
– Крупные развитые организмы, мы встретили один на Альфагемоне во время обороны Совета.
– Вспомнил, – задумчиво он упёр взгляд в потолок. – Зелёное свечение?
– Побочный эффект. Гипотетически, с помощью ваяния возможно восстановить любые физические повреждения вроде ран, конечностей и шрамов.
– Мы излечим всех инвалидов! И тебя тоже!
– Но технология дефектна?
– Пока у нас нет рабочего образца. Да. Мы знаем о её существовании, проводится попытка воссоздать процесс. Однако основная научная группа сосредоточена на ноосферном искажении эннан.
– Результат?
– Только теории.
– Ясно, – утомлённо ответил он. – Знаете, я хочу вздремнуть.
– Конечно, уже ухожу! Выздоравливай, смотри у меня!
– Ох…
Постепенно тело ожидало. Сначала он мог есть сидя, потом сам садится сам. Наконец, позволили встать. Пара роботов поддерживали с обеих сторон, когда ноги коснулись земли.
Глубоко вдохнув, он встал. И вскрикнул от резкой боли. Рухнул обратно.
– Ах, ах, – потер он сочленения.
– Вес вашего тела приходится на рану.
– Понимаю. Но почему это так больно? Оно всегда так будет?
– Нет. Постепенно организм адаптируется. Однако вам необходимо ходить, чтобы это произошло.
Скрипя зубами, шатаясь и постанывая, он собрался с силами и сделал первый шаг. Второй. Третий. Обошёл постель и сел на неё с другой стороны.
– Вот так, молодец! – похлопала в ладоши Сидера. – Сам не заметишь, как бегать начнёшь.
– От тебя не сбежишь.
– Это точно!
Сначала помаленьку, с сопровождением. Потом с ходунками по палате. Потом по коридору взад-вперёд. Редкие больные провожали командира пустыми взглядами. Раненных крайне мало – почти все со снарядной болезнью. Почти все никогда уже не оправятся от шока: то ли вид чудищ и смерть товарищей, то ли передозировка стероидов – жизнь их покалечена. Многих провожают в последний путь в дома душевнобольных. Многие останутся в тылу на попечении родных, если таковые есть, а если нет – на крохи от государства. Людей тут и вовсе раз-два и обчёлся. Жёсткая подготовка, вымывающая всё человеческое, делает рядовых и офицеров практически невосприимчивыми к психическому воздействию. Удивительно, как жестокость спасает жизни.
Пленных враг не берёт. Бьёт наповал. Без пощады и жалости. Из сбивчивых рассказов он слышал о делах на фронте. Плачевных делах. Боевой дух болтается у дна. Наступление застопорилось, потери растут, а тылы не покрывают их.
Каждый день, который Эмбар проходил мимо, становился для него формой пытки. Больные бредили, вспоминали умерших, кричали порой и вырывались, просили оружие, молили о смерти. Страх выжигал им разум. Взывать к долгу, чести бесполезно. Пропащие души. Они настолько довели Оклайна, который и без того настрадался, что тот потребовал перевода на «Бездну». Он просто не может тут находится!
Силы возвращались. Поначалу раны кровоточили от избыточной нагрузки, однако потом рубцы утолщились и заматерели. Боль сошла на нет, разве что былая ловкость не возвращалась. Однако рано или поздно, но и бег покорится новым ногам. А до тех пор: тренировки, тренировки, тренировки.
Всё командование связывалось с ним пару раз: слишком они заняты, чтобы приехать в тыл ради одного офицера. Не до того им. Замечено, что они все всячески уклонялись от вопросов по фронту. Не желали признавать своё поражение. Лишь Отто безукоризненно отчитался о печальных их делах. После доклада Оклайн вовсе потерял интерес к войне: стресс сильно сказывался на выздоровлении.
Время от времени, бродя по полупустым коридорам и присаживаясь на груду ящиков или лавочку, он глядел, задумывался, а не свернул ли с пути, а если свернул, то сможет ли вернуться? Глядя на единственную здоровую руку, спрашивал себя, а сможет ли она держать хоть что-то кроме оружия, а останутся ли на ней мозоли не от спускового крючка, а от инструмента созидания? С каждым годом судьба отгоняла всё дальше и дальше от славной поры, когда не придётся убивать, когда жизнь станет дороже смерти, а пепельная грязь сменится землёй и строительной пылью. Вряд ли. Вряд ли. Увы. Кажется, что без убийства вселенная развалится и рухнет в тартар, что без унижений и разрушений космос опустеет, а без вечных гонок с временем и врагом существование станет опостылит и опреснеет. Есть ли он ещё, бьётся ли его сердце? Сердце мира. Забавно. Сердце и то бьётся...
Бродя с тростью, он зашёл на огонёк к Сидере, трудящейся над своим секретным проектом, который должен изменить ход войны. По крайней мере, упоминался он именно в таком плане.
– Уютно устроилась, – оглядел он лабиринт оранжевых контейнеров.
Один из них распахнут, изнутри торчит серо-коричневый спальный мешок. Из-за пределов огороженного мирка доносятся звуки полупустого склада.
– Привыкла, – пожала плечами она. – Я давно хотела показать! Гляди!
Она достала тонкий стержень длиной примерно в метр.
– И?
– Вот!
По нажатию кнопки он раскрылся в рогатину.
– Круто, правда!
Собрав разбежавшиеся мысли, Оклайн потратил пять секунд на размышления.
– Гениально, – поднял он брови. – Раз противник силён в ближнем бою, нужно его не подпускать!
– Я знала, что тебе понравится! Мы разработали целых три варианта! Первый, вот этот, – она указала на то, что держит, – со звуковым клинком. Сначала я думала сделать такие пули, но они оказались какие-то безумно дорогие. А вот копьё – другое дело! У него лезвие как у нашего обычного клинка. Собственно, его мы и взяли.
– Хм, его можно отсоединить?
– Нет.
– Сафф, запиши.
– Не беспокойтесь, я ничего не забываю. К слову, пока я не забыл, все чертежи были мной обработаны по стандартам Союза.
– Перешли их мне, лично проработаю все варианты.
– Уже.
– Так вы дадите мне слово или нет?!
– Прости, – он устроился удобнее. – Продолжай.
– Вот это – тазер. Проткнуть глубоко не способен, зато как поджарит! Ха! И, наконец, это.
Как она нервничает! Пальцы мелко дёргаются, говорит быстро и неразборчиво, будто боясь что-то забыть.
– Передай мне один.
Она отвлеклась от копошения с последним экземпляром, явно ещё недоделанным, и передала звуковое копьё. Удивительно лёгкое и тонкое, но крайне прочное. Задний конец его создан для упора в пол, словно чтобы тварь сама себя насадила. С одним таким придётся попотеть, но вот десяток-другой будут стоить тварям большой крови. Тем более, что ими можно владеть одной рукой! Отстреливать тех, кому не повезло оказаться «на вертеле».
– Когда мы встретились с тем охотником, и ты, – она прервалась. – В общем, сам знаешь.
Поджав губу, он потёр штаны в местах сочленений. Жест этот не остался незамеченным.
– Я… Я долго думала. Помнишь, как мы его в первый раз завалили?
– Тогда попался маленький.
– И всё же! Это взрывная пика. За звуковым наконечником бомба. Должна быть. Я решила не устанавливать взрывчатку до испытаний.
– Взрываешь изнутри.
– Именно!
– Оно одноразовое.
– Так ведь и охотники стаями не ходят. Их, к слову, до сих пор ни одного не прикончили. Тут же сбегают. Твари! Скольких погубили. Но теперь… Теперь-то они получат свою дозу тротила! Да! – кулаки её сжались.