— Ваша вина, миссис Джордж? — переспросила Миссис Саймондс.
— Да, я перекладывала припасы и разбила два яйца. Заменить их будет нечем, уверяю вас, — сказала старший кашевар.
— Вы перекладывали продукты? — миссис Саймондс задала вопрос угрожающе ровным тоном. Стелла могла бы предупредить Миссис Джордж, если бы та была ей союзницей, о том, что это верный знак того, что работадательница находится в своем самом опасном расположении духа. И хотя леди никогда не повышали голос, сверкание свирепого взгляда миссис Саймондс было ничем не скрыть.
Миссис Джордж, наконец, хватило здравого смысла, чтобы, сцепив руки за спиной жестом скрытого превосходства, на лице изобразить раскаянье.
— Еще раз извиняюсь.
— Миссис Джордж, я напомню вам, что и вы в моем доме лишь гостья, и что госпиталь, в котором вы служите, размещен здесь тоже временно. И я ожидаю, что с моей собственностью станут обращаться бережно. Сюда относится и содержимое моей кухни. Ни вам, ни любой из ваших кухаркаих нет никакой нужды производить обработку продуктов для Хайбери Хаус. То есть кормить меня, моего сына и моих слуг. Я выразилась ясно?
Лицо Миссис Джорж застыло.
— Я отлично поняла Вас, Миссис Саймондс.
— Хорошо. Да, а к ужину я ожидаю также коменданта, — проговорила миссис Саймондс, чеканным шагом выходя из комнаты.
Джоан, спрятавшаяся за спину Стеллы, стараясь унять страх, сделала глубокий вдох.
— Ох, и крута наша хозяйка, да?
— Я бы, конечно, могла сказать, что она стала еще нетерпимее после того, как скончался ее супруг, но… — Стелла начала говорить и осеклась.
— Но?..
— Но она была такой всегда, сколько я помню, с тех самых пор как я приехала в Хайбери Хаус. Пойдем, отнесем пожитки Бобби наверх в мою комнату.
Диана
Дианы Саймондс, обдирая руки и обламывая ногти, вскарабкалась-таки вверх по ступеням из кухни, находившейся в цоколе, в коридор для слуг, расположенный на первом этаже. Она протиснулась в тайную дверцу в облицовочных панелях холла возле парадной лестницы и попала прямиком в свою умывальную комнату. Она держала подбородок высоко и гордо поднятым до тех пор, пока не закрыла дверь. Переходя методично по очереди от окна к окну, задернула розовые золотом вышитые шторы. И лишь после того, как комната погрузилась в полумрак, она позволила себе, наконец, проявить слабость и без сил рухнула на диван, спрятав лицо в ладонях.
Она ненавидела роль третейского судьи в перебранках между своими кухаркаихами и персоналом госпиталя для выздоравливающих, который практически отобрал у нее ее дом. Но с другой стороны, из всего того, что обещал ей Мюррей, и так очень немногое вписывалось в нынешнюю реальность.
Они только закончили заново оформлять интерьер Хайбери Хаус, когда фашистская Германия аннексировала Польшу и премьер-министр Великобритании Чемберлен объявил, что началась война. Менее чем месяц спустя, Мюррей приехал домой поездом из Лондона и сказал ей, что записался добровольцем в армию, что будет врачом. Она схватила в охапку сына Робина, крепко прижала к его себе и зарыдала, но Мюррей сумел убедить ее, что обязан пойти служить, обязан вдвойне — как доктор и как джентльмен. А потом он пообещал ей, что будет себя беречь.
«Какой толк от того, что я три года жил фактически на стройплощадке, если не для того, чтобы иметь возможность возвращаться домой и наслаждаться домом, который построил вместе с моей красавицей-женой?» — спросил он, рассмеялся и поцеловал ее. И от того, что до сих пор судьба, казалось, благоволила светлому гению и сильной воле Мюррея, она тоже поверила ему.
Как же она тогда была наивна.
Диана убрала растрепавшиеся волосы от лица и поднялась с дивана. Так же усердно отдернула шторы, остановившись только для того, чтобы посмотреть в зеркало — проверить, все ли в порядке у нее с лицом, и оправить свой кардиган — из тонкого кашемира сливового оттенка — который научилась ценить после того, как правительство ввело одежные купоны. Она научилась разному и многому после того ужасного дня, когда во внутренний дворик дома въехала машина и двое одетых в форму цвета хаки офицеров сообщили ей, что Мюррей был убит на марше, не доехав до полевого госпиталя.
Успокоившись, она решилась покинуть свое убежище, свою умывальную комнату, и направилась к парадной лестнице, которая соединяла два крыла дома. Дальше по коридору две медсестры, обе в белой униформе с эмблемой Красного креста на груди, стояли рядом, перешептывались и хихикали. Заприметив ее, обе торопливо скрылись прочь.