— А что представляет из себя поэзия Артура Мелькорта? — поинтересовался Чарли.
— Те стихи, которые я помню, довольно ужасные, —
Эмма осторожно подняла лист, чтобы открыть другой рисунок. — Похоже, он был сделан несколько позже других, уже по ходу проекта. вы можете видеть, что она добавила несколько тропинок в садике для детей.
— Они напоминают флаг Великобритании, — сказал Чарли.
— Своеобразный вежливый поклон в игровой форме детям Мелькортов, вероятно. О, а вот, похоже, здесь, в зимнем саду, что-то интересное, — она указала на нарисованный кружок. — Может, прудик, или, может, маленькая мощеная площадка.
— Должно быть, это был рабочий набросок. Видно, где она стерла часть карандашных линий, — сказал Чарли.
— Подожди-ка, — Эмма подняла листок, поднеся к свету. — Тут над словами «зимний сад» еще что-то написано. Буквы такие бледные, едва видны…
Чарли и Сидни из-за ее плеча склонились над столом, вглядываясь в указанное ею место на чертеже. В тот же момент Эмма сказала:
— Я думаю, тут написано «сад Цецилии».
— Нет, тут гораздо больше букв, — сказал Чарли, сдвигая на затылок бейсболку и потирая лоб.
— Целеста, — сказала Эмма, — «Сад Целесты».
— Кто такая была эта Целеста? И почему эта надпись выполнена другим почерком? — спросила Сидни.
Эмма перевела взгляд обратно на бледную неясную надпись.
— Я не знаю ни о какой Целесте. А вы правы. Ее имя вписал кто-то другой.
— Ее имя встречается еще где-нибудь? — спросила Сидни.
Тщательно и методично Эмма изучала чертежи, открывая все новые детали всех основных частей сада. На полях некоторых из этих детальных чертежей имелись даже диаграммы и планы посадок. Садик для детей — сейчас заросший полевыми цветами, проникшими туда самосевом, — когда-то вмещал в себя бальзамин, наперстянку, мак опийный и трансваальскую ромашку.
Внизу сбоку на детальном чертеже сада поэта был список из названий цветов и имен поэтов — кто из поэтов какой цветок воспел. Детальный чертеж зимнего сада был выполнен на таком маленьком листочке, словно его выдернули из записной книжки.
— На этом листе тоже нет никакой Целесты, — сказала Сидни. — У Винсенты была сестра?
— Только брат Адам, — сказала Эмма.
— Что насчет ее матери? — спросил Чарли?
Эмма закусила нижнюю губу в сильной задумчивости.
— Полагаю, ее мать звали Джули или Джульетта, как-то так.
Чарли достал свой телефон, открыл он-лайн быстрый поисковик, ввел запрос.
— Ее мать звали Джульетта. Ее среднее имя Каролина.
Эмма пристально смотрела на лист с еле видными карандашными пометками. — Кто такая Целеста?
— А рисунки-то в хорошем состоянии все еще, да ведь? — прервала ее размышления Сидни.
Эмма подняла глаза на нее.
— Знаете ли вы, какая это редкость — обнаружить подобную важнейшую коллекцию чертежей?
— Без понятия, — беспечно сказала Сидни. — Я технарь.
— Эти чертежи следует отдать в какой-либо архив или хотя бы хранить надлежащим образом. — посоветовала Эмма.
— Конечно, только если вы хотите, чтобы они были помещены в архив, можно оформить все так, что вы передаете их в дар или на временное хранение, — сказал Чарли.
— Но мы ведь хотим, чтобы сначала они побыли тут, верно? — Сидни взглянула сначала на Эмму, потом на ее коллегу. — Вы можете ими воспользоваться, чтобы убедиться, что реставрируете сады Хайбери Хаус в точности такими, каким они были когда-то.
Эмма кивнула, даром что надлежащим coхранением уникальных документов ей следовало бы заняться в первую очередь. Быть одной из нескольких человек на всем свете, кто знает о существовании новых чертежей Винсенты Смит, — это просто удивительно!
— Ну, может быть, мы можем оставить их у себя до тех пор, пока не наступит подходящий момент, а после вы поможете мне найти правильных людей, которые позаботятся о них, — сказала Сидни с лукавой улыбкой.
— Такой человек есть и я с ним знакома, его зовут профессор Уэйлэнд, он, наверняка, будет петь вам дифирамбы, если узнает, что у вас хранятся оригинальные чертежи Винсентсы Смит, а особенно — чертежи сада, о котором мы знаем так мало, — сказала Эмма.
— Тогда просто подождем, пока ваши друзья их не посмотрят, — сказала Сидни, склоняясь теперь над папкой-скоросшивателем.
Сердце Эммы заколотилось, когда она открыла папку. Но вместо ожидаемых документов, писаных почерком Винсенты, перед ней лежало какое-то письмо, косой, как бы рубящий, почерк на котором принадлежал совсем иной, более смелой, руке. Она перевернула письмо. На обороте стояла подпись «Адам Смит».