ену. И уж, конечно, именно поэтому Тед и дал ему повышение по службе. Ему поручили сделать серию статей о Мадам Ольге. Мура, от которой остальные пытались увильнуть. А он провернул эту журнальную компанию один, а старой суке не только понравилось все это, а более того, что весьма кстати, благодаря ей возросла продажа парфюмерии. Итак, Стимсон получил повышение по службе. И затем сразу же уволился.— Ушел из агентства?— Я спросил его, почему он уходит, и он ответил, что ему всегда казалось, что в рекламном деле ничего интересного нет. Ему хотелось испробовать нечто другое.— И у него были свои средства, — заметила Мэри Галлагер.— Да, кое–какие средства. Он был далеко не богат. Квартира не первом этаже на Восточной пятьдесят первой улице. Две комнаты и палисадник под окном. Возможно, за семьдесят пять в месяц. Ему нужен был каждый цент из того, что он получал. Он имел обыкновение ходить в «Клуб 21» еще до того, как тот стал «21», и у него была машина. Туристский «Микро–Рено». Что касается одежды, я полагаю, у него был солидный счет у портного. Он устраивал вечеринки с дебютантками. А по воскресеньям всегда был одет в короткий черный пиджак и брюки в полосочку. Бесплатный обед. Вечеринки с коктейлями. Ужин по воскресеньям. В те дни молодой холостяк мог обойтись пятьюдесятью в неделю, если действовать с умом. Но нужно было быть порядком самонадеянным, чтобы отказаться от той работы.— И, пожалуй, смелым, — добавила Мэри.— Смелым? Да, возможно, и смелым в некотором роде. Скорее самонадеянным. Можешь быть уверена, он и не думал голодать. Он был очень самоуверен, даже чересчур. Он бросил работу и стал читать сценарии всех крупных пьес, пользовавшихся успехом за последние пять лет. Затем сам засел за пьесу и даже написал одну. Что то не помню, как она называется. Но он сумел её поставить, и её продали в кино за 10000 долларов. И ему причиталось 250 долларов в неделю за инсценировку.— Не помню ни–че–го подобного.— Возможно потому, что если бы я тебе рассказал, как легко ему всё это удалось, ты бы попыталась уговорить меня, чтобы и я написал пьесу.— Несомненно, я так бы и поступила, — заметила она.— А он заявил этой кинокомпании, что с удовольствием будет работать у них, только не над своей пьесой. Сказал, что для неё нужен свежий подход, что он работал над ней пять лет, что было беспардонной ложью, и что он предпочел бы работать над чем нибудь другим. Пьеса успеха не имела. И они могли отплатить ему той же монетой и сказать, что пять лет все таки многовато для пьесы, которая сошла со сцены за три или четыре недели. Но она была нужна им для одной из звезд. Нэнси Кэррол. Или Клодетты Колберт. Во всяком случае, они купили его пьесу, и какая то крупная звезда собиралась играть в кинопостановке этой пьесы. Следовательно, он оказался автором того, на что студия собиралась потратить уйму денег. И поэтому он мог снова понадобиться ещё с какой нибудь хорошей идеей. Итак, они согласилась на его условия, он отправился в Голливуд и изучил всё, что мог, о кино.— Он что, по–прежнему там? — спросила Мэри.— Что ты, нет. Он продержался там от силы два или три года. Я видел его имя всего лишь в парочке фильмов. Вот сегодня и, может быть, ещё пару раз. Думаю, ему взбрело в голову, что раз он Стимсон, то овладел искусством кино так же, как покорил рекламное дело.— Он был женат?— Да. Помнишь актрису по имени Мэйвис Уэйр.— Смутно. Он был женат на ней?— Да. Она никогда не была в числе ведущих звёзд. Но была довольно хороша собой. Её показывают по телевизору время от времени, в старых фильмах.— Ты видишь, а я нет, — отрезала Мэри.— Ну, всякий, кто любит Джорджа Рафта.— Я обожаю Джорджа Рафта. И ничего, ради бога, не говори о нём, раз ты можешь смотреть на Элиссу Ланди. И вот ещё эта, другая… Присцилла Лейн! Мэйвис Уэйр была чем то вроде них. Паинька.— Мэйвис Уэйр не была паинькой. Если ты действительно знаешь что нибудь о звездах той эпохи, то вспомнишь, что Мэйвис Уэйр была замешана в таком скандале, что хуже некуда. Даже киношники такого не видали.— И всё таки она была паинькой. Какой же это был скандал?— Потрясающий. Такой, что хуже некуда, — повторил он.— Ты уже говорил это. В чем было дело?— На вечере у Сиро она танцевала голая по пояс…— Ничего такого не помню.— Ну вот, видишь?— Эта скромница с искрящимися глазками и лицом ватрушкой танцевала голая по пояс у Сиро? С кем нибудь, или одна? Ничего подобного никогда не слыхивала.— Газеты не писали об этом. Только намекали.— Что то не припомню, ведь она ничего особенного собой не представляла в этом смысле.— Ну, вот тут уж ты не права, как никогда, доложу тебе.— Только хорошенькая, так себе, — настаивала Мэри.— Гм. То, что у неё было — настоящее, а не искусственное. И она доказала это.— Её выперли из кино?— Нет. Официально им пришлось сделать вид, что ничего такого не было.— И что, потому то твой друг Симпсон и бросил её?— Ты перепутала всю хронологию, — сказал он. — Эта история у Сиро произошла намного позже, после того, как она разошлась с ним.— Почему же такой блестящий парень, каким, как говорят, он был, женился на такой серенькой клуше, как она?— Возможно потому, что ему удалось увидеть предварительный сеанс того, что все видели в ту ночь у Сиро, — засмеялся он. — Неплохо. Персональный сеанс.— Чтобы привлечь к себе внимание теперь, ей пришлось бы проделать больше, чем это.— Да, но ведь это было в тридцатые годы, так что не называй её паинькой.— Ну, надеюсь, ради него, что она и не была такой. Не такой уж паинькой, как выглядела. А была она замужем за кем либо, когда устроила эту выставку?— Я не знаю, меня там не было.— Да, но ты жалеешь об этом, — уколола его Мэри.— Ты права, черт побери, жалею.— Если бы мы не перестали ходить в клуб на танцы, ты бы мог увидеть абсолютно то же самое прошлым летом. Девчонка Брайтонов. Сюзанна Брайтон.— Но не в танцевальном зале, а сидя в чьей либо машине. И не Мэйвис Уэйр. Девчонка Брайтонов даже и не привлекательна.— Ну это уж кому как, — возразила Мэри. — Так что стало со Стимсоном впоследствии?— Стал коммунистом.— Кем? С таким прошлым, с такой историей? Как это они захотели его взять? Я всегда думала, что они — ну, щепетильны что ли. Думаю, что именно это слово больше всего подходит, когда речь идет о таких людях. Похоже, что именно его то они хотели бы иметь у себя меньше всего.— Он и не задержался там очень долго. Но некоторое время был активистом.— И что же потом?— Кажется, он стал экспертом по коммунизму и решил посвятить свои таланты чему то ещё. Я знаю, что он отправился в Париж и организовал там один небольшой журнальчик. Но время было не очень подходящим для таких журнальчиков.— Когда же всё это было?— Около 1931 года.— Год, когда я познакомилась с тобой. Так что, видишь ли, ты не мог мне много рассказывать о нём, когда он работал у Теда Саудера.— Пожалуй ты права, — согласился Галлагер. — А ну ка я проверю.Он посмотрел телевизионную программу.— Фильм поставили в 1932 году. Или выпустили в 1932–м. Быть может, даже сделали еще раньше. Кажется, я совсем запутался в хронологии.— На меня так сразу же набросился, когда я сбилась, — упрекнула его Мэри.— Считается, что мы лучше помним то, что случилось давно, чем то, что произошло вчера. То есть, в нашем то возрасте. Всё, что я рассказал о Стимсоне — правда, но с тех пор, как он ушел из агентства и дальше — я знаю о нем лишь понаслышке. Я его больше никогда не видел, разве только однажды. Как то я встретился с ним в Лондоне во время войны.— Это значит, было в 43–м или 44–м.— Да, должно быть так. Я, пожалуй, смог бы даже припомнить месяц.— Стоит ли? — засомневалась Мэри.— Это случилось около девяти часов вечера, но ещё было совсем светло. Я только что вышел из Королевского общества автомобилистов и шел по Пэлл–Мэллу. Я увидел этого парня, он шел мне навстречу. Я сразу же узнал его, но когда он увидел меня, то стремглав бросился на другую сторону улицы. Я никогда не был в особом восторге от него, но то, что он пытается увильнуть от меня, разожгло моё любопытство. Я пересек улицу вслед за ним и заорал, обращаясь к нему. Как только я окликнул его, он остановился.«Ты, идиотина, — сказал он. — Разве не понимаешь, когда тебя не хотят узнавать?»Затем он засмеялся, и я пригласил его назад в клуб, чтобы выпить, но он ответил, что лучше выпить у него на квартире. Квартира представляла собой одну комнату в захудалой старой гостинице по соседству. У него было немного шерри, полбутылки виски и кое–какие остатки в бутылке с джином. Я, помнится, сказал, что этого достаточно, чтобы напиться обоим, но он лишь покачал головой. Он налил себе очень слабое виски с водой, я сделал то же самое. Он отпустил остроту насчет того, что я майор. А я сострил, что он вообще ничего, судя по одежде. Твидовый пиджак и серые фланелевые спортивные брюки. Естественно, я предположил, что он так или иначе где то служит, и спросил, не в Управлении ли стратегических служб.«Если я сознаюсь, — ответил он, ты забудешь, что видел меня? Это действительно важно, чтобы ты забыл это.» И тогда настала моя очередь смеяться.— Да, пожалуй, — заметила Мэри.— Я сказал ему, что тоже служу в этом управлении, только по другой линии. Мне известна была та гостиница, где мы тогда находились.— А что особенного было в той гостинице? — спросила Мэри.— Её занимало Управление стратегических служб.— Ты ведь её мне не показывал, когда мы были в Лондоне, — сказала Мэри.— И не мог. Её разбомбили на той же неделе.— И Стим