Снова входит коридорный. Он приносит два разноцветных бокала под зонтиками, с вишенкой и ломтиком ананаса на краешке.
Глотая янтарную жидкость, Лукреция старается не думать о зубе мудрости, все еще дающем о себе знать.
– А что движет вами, Исидор?
– В данный момент – желание разгадать загадку, как вам хорошо известно, Лукреция.
Она грызет ноготь.
– Я уже в вас разобралась. Это не единственное ваше побуждение.
Мышка показывает зубки.
Он, не оборачиваясь, глядит в сторону горизонта.
– Верно, у меня есть и вторая мотивация, более личная.
Она глотает засахаренную вишенку.
– Как бы это сказать… Боюсь, у меня слабеет память. Бывает, начну фразу, мне перебьют – и я теряю нить и уже не могу вспомнить, о чем говорил. Появились трудности с запоминанием кодов и паролей, что для домофонов, что для электронной почты… Это меня беспокоит. Мне страшно, что мой мозг стал работать хуже, чем раньше.
Молодая женщина, полулежа у окна, лицом к морю, приподнимается на локте.
Слон теряет память.
– Наверное, это переутомление. В наше время от всех этих паролей пухнет голова… Изволь помнить их и для автомобиля, и для лифта, и для компьютера…
– Я прошел обследование в клинике памяти при больнице Ла-Питье-Сальпетрери. Они ничего не нашли. Я надеюсь, что это расследование поможет мне лучше понять собственные мозги. У моей бабки по отцовской линии была болезнь Альцгеймера. Под конец она перестала меня узнавать, приветствовала словами: «Бонжур, месье, вы кто?» Моему деду она говорила: «Вы не мой муж, он моложе и красивее вас». Потом приступы беспамятства проходили, и она сильно страдала, когда узнавала, как себя вела. Меня мучает сама мысль обо всем этом.
Желтый солнечный диск вдали становится оранжевым. По небу плывут серебристые облака. Два журналиста долго смотрят в сторону горизонта, им нравится находиться в Каннах, когда все парижане заперты в своем сером городе.
Мгновение отдыха и молчания.
Лукреция говорит себе, что все люди непрерывно думают и что таким образом пропадают тысячи единиц информации.
Мы знаем об их мыслях только то, что высказывают они сами.
Исидор вскакивает и нервно смотрит на наручные часы.
– Скорее, начинаются новости!
– Что за срочность? – возмущается Лукреция.
– Мне необходимо знать о событиях в мире.
На экране титры уже сменились подробными видеорепортажами на главные темы.
«Забастовка лицейских учителей, требующих повышения зарплаты».
По экрану движется демонстрация.
– Вот у кого всегда одни и те же побуждения! – скептически фыркает Лукреция.
– Ошибаетесь. На самом деле они жаждут не денег, а уважения. Раньше преподаватель был важной персоной, а теперь они сталкиваются не только с учениками, которые их ни в грош не ставят, но и с начальством, требующим победы в заранее проигранной битве: замены родителей, сложивших с себя родительские обязанности. Учителей изображают зажравшимися обладателями всяческих привилегий, вечными отпускниками, а они требуют всего лишь больше признания их усилий. Поверьте, если бы можно было, они бы писали на транспарантах «Больше уважения!», а не «Больше денег!». Как видите, подлинные побуждения людей не всегда те, в каких они признаются.
Ведущий продолжает тянуть канитель:
«В Колумбии подпольная лаборатория наркокартелей разработала новое вещество, вызывающее моментальное привыкание. Этот препарат, уже пользующийся высоким спросом во Флориде, добавляют на студенческих вечеринках в сангрию. Он подавляет волю. Отсюда взрыв обвинений в изнасиловании».
«В Афганистане управляющий совет Талибана принял решение запретить женщинам обучение в школе и лечение в больницах. Им также запрещено ходить без чадры и разговаривать с мужчинами. Толпа забросала камнями женщину, надевшую светлые туфли».
Лукреция видит, что Исидор потрясен.
– Зачем вы раз за разом смотрите в восемь вечера эти ужасы?
Исидор не отвечает.
– В чем дело, Исидор?
– Я слишком восприимчив.
Она выключает телевизор.
Он снова его включает раздраженным жестом.
– Слишком просто. Так я считал бы себя трусом. Пока в мире совершается хотя бы одна дикость, я не могу чувствовать себя безмятежно. Отказываюсь прятать голову в песок.
Девушка шепчет ему на ухо:
– Мы здесь для того, чтобы расследовать конкретное уголовное дело.
– Вот именно. Это наводит на размышления. Мы расследуем гибель всего одного человека, а в это время тысячи гибнут при еще более гнусных обстоятельствах, – уныло произносит он.