– В общем, так, – произнесла она после недолгой паузы. – В моих силах сделать из тебя «звезду», парниша, но точно так же я могу навсегда закрыть для тебя двери в те дома, где ты мог бы получить хорошие заказы и, соответственно, большие гонорары. Мы друг друга поняли?
Дэн кивнул. В словах Полины звучала неприкрытая угроза, но он пока не сообразил, к чему она. Женщина тут же ответила на невысказанный вопрос.
– Я выбрала тебя вовсе не потому, что ты, малыш, самый гениальный художник в Питере. Ну, не надо хмуриться: возможно, со временем так оно и случится, но пока что ты – всего лишь мальчик, нарисовавший пару-тройку удачных картинок, и картинки эти попали к правильным людям, то есть тем, у которых имеются соответствующие связи и вес в обществе, в котором я вращаюсь. Главное достоинство, ценимое в этом обществе превыше всего, это умение держать язык за зубами.
До Дэна стало постепенно доходить, о чем говорит Пятницкая, но он все же решил выслушать до конца.
– Так вот, – продолжала между тем она, – мне нужен хороший художник, который к тому же не станет распускать язык. Я, наверное, кажусь тебе старой, да?
Дэн попытался слабо запротестовать, но Полина прервала его попытки царственным взмахом руки.
– Да ладно, не будем лицемерить! Тебе сколько – двадцать? Меньше? Господи, спаси и сохрани… Тогда я уж точно кажусь тебе древней старухой. Но все очень скоро изменится. Мне предложили возобновить проект «Запретные темы», причем на одном из основных каналов и гораздо с большим размахом. Единственное условие – я должна выглядеть на все сто, понимаешь? Как раз сейчас я этим и занимаюсь, и через несколько месяцев ни одна зараза не посмеет сказать, что «Пятницкая сильно сдала» или «Пятницкая уже не та, что прежде».
Дэн начал понимать, в чем заключается притягательность этой женщины. Точно не во внешности, хотя в свое время Полина дала бы фору многим современным ведущим, ныне считающимся идеальными красотками. Нет, в этой женщине есть какая-то внутренняя сила, неиссякаемый источник энергии, которая передается на расстоянии, даже через экран телевизора. И сейчас, стоя рядом с Полиной, Дэн не мог не ощутить этой силы.
– Хороший мальчик, – одобрительно улыбнулась Полина, обнажая ровные белые зубы. – Время идет, и оно никого не красит. К счастью, сейчас появились возможности, которых не было каких-нибудь двадцать или тридцать лет назад. Я снова окажусь в седле, и ты можешь от этого очень сильно выиграть, если поведешь себя правильно.
– Вы хотите, чтобы уже сейчас я сделал ваш портрет таким, какой вы собираетесь стать? – предположил Дэн. – И об этом никто не должен узнать?
В глазах Пятницкой промелькнуло изумление. Дэн почувствовал, что интерес Полины, первоначально вызванный лишь его симпатичным фасадом, перешел в другую плоскость.
– А у тебя еще и мозги работают в нужном направлении! – развела она руками. – Просто находка… как тебя? Дэн? Думаю, мы с тобой сработаемся, Дэн, – это в наших общих интересах.
Дэн вытащил из спортивной сумки, до того стоявшей у его ног на полу, фотокамеру. Полина ощерилась, словно кошка, увидевшая пса.
– А это еще зачем? – недовольно спросила она.
– Когда я пишу портрет, я всегда делаю несколько снимков, – пояснил Дэн. – Мне нужно понять структуру лица, поймать самый выигрышный ракурс. В общем, пленка покажет, как лучше вас писать.
Полина призадумалась, но ненадолго.
– Ладно, – кивнула она, – делай свои снимки. Только уговор: они не покинут пределов этой комнаты. Работать будешь тоже здесь – в смысле, в моем доме. Если тебя не устраивает гостиная, найдем что-нибудь другое, но твою работу никто не увидит до тех пор, пока не сочту нужным я. А потом, если все сложится удачно, я обещаю тебе, малыш, что твою картину увидят все, и я уж позабочусь о том, чтобы они узнали имя нового молодого дарования. Так мы договорились?
– Договорились! – твердо ответил Дэн, и на лице Полины Пятницкой вновь проскользнула едва уловимая улыбка, словно она признавала: они с Дэном – два заговорщика, собирающиеся натянуть нос всему миру.
Звонок Лицкявичуса застал меня врасплох. Я сидела в буфете в перерыве между двумя операциями, когда затрезвонил мобильник. Как обычно, глава ОМР не стал вдаваться в подробности дела, по которому хотел меня видеть, и даже не поинтересовался моими планами и возможностями. Он лишь сказал, что мне нужно приехать в офис ОМР к восьми часам вечера.
Повесив рубку, я спросила себя, не совершила ли ошибку, подписывая трудовой договор с Лицкявичусом. Раньше я имела полное право отказаться от выполнения его приказов, так как работала исключительно по зову сердца и из спортивного интереса. Теперь же, являясь штатным сотрудником, отказаться не могла. Мне даже пришлось попросить Охлопкову сократить мне ставку, чтобы я могла успевать работать по совместительству. К моему удивлению, с ее стороны это не вызвало ни малейших возражений. Возможно, она с уважением отнеслась к моим обстоятельствам или, что гораздо более вероятно, кто-то с самого верха предупредил ее о том, что не стоит чинить препятствий Агнии Смольской, сотруднику Отдела медицинских расследований при Губернаторе Санкт-Петербурга.