Получая обратно блокнот, Фрунзэ отметил, что его друг погрустнел.
— Что с тобой?
— Как прибудем в управление, надо позвонить в Рошиори-де-Веде, чтобы получить подтверждение местных властей, — проговорил Лучиан, не ответив на вопрос Фрунзэ.
Оставшуюся часть пути до управления они ехали молча.
— Конечно, мы сразу запросили Рошиори-де-Веде. Нам ответили: гражданин Василе Датку в городке не проживает. Проверили они и по архивам. Результат проверки нас окончательно разочаровал: Датку Василе, сын Тудора и Марии, не родился пятнадцатого января тысяча восемьсот девяносто четвертого года в Рошиори-де-Веде.
Рапорт капитана Визиру был кратким и четким. Все время, пока говорил, он пытался поймать взгляд полковника Панаита, но тот вопреки своей привычке откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и после первых же слов Лучиана закрыл глаза, будто они убаюкали его. Он не открыл глаз и после того, как Лучиан кончил говорить и в кабинете установилась необычная тишина. Сбитый с толку Лучиан взглядом спрашивал друга: «Что делать?» Фрунзэ хмыкал, настойчиво показывая на пачку сигарет и зажигалку. «Что делать? Подождем, покурим», — красноречиво говорил его жест. Лучиан еле слышно обругал Фрунзэ. Тут полковник открыл глаза и, с упреком оглядывая подчиненных, произнес:
— М-да! Когда вы станете взрослыми мужчинами?
Фрунзэ притворился смущенным и сидел, низко опустив голову. Лучиан поперхнулся и глухо закашлялся. Наблюдая за ними, полковник придвинулся к столу. Возле тонкой папки стоял пластмассовый стакан со множеством заточенных цветных карандашей. Панаит выбрал зеленый и начал информировать офицеров:
— Пока вы были в отъезде, я запросил из архива карточку Тибериу Пантази. По результатам проверки, проведенной нами в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, когда было закрыто дело шпиона-призрака Ричарда Брука, установлено, что Тибериу Пантази реальное лицо. Он не пользовался никакими фиктивными документами. — Полковник открыл папку и прочитал: — «Пантази Тибериу, сын Николае и Тинки Пантази, родился двадцать третьего марта тысяча восемьсот девяносто четвертого года в коммуне Корну, уезда Прохова… В тысяча девятьсот пятьдесят втором году проживал по улице Гереску Настурел, дом 11». И вот теперь оказывается, что у него есть другое имя, именно теперь, — с этими словами Панаит закрыл дело и взглянул на Лучиана, — когда признался тебе, что уже отошел от дел, что его списали, что хочет одного — выехать в Швейцарию. — Его слова не звучали как упрек, полковник только констатировал факты. — Почему же он во время вашей с ним вчерашней беседы, — продолжал он, вертя карандаш, — указывая адрес временного места жительства, скрыл, что живет под другим именем? Зачем ему это было нужно?
Панаит выпрямился. Хотя окно было открыто, а установленный в углу кабинета вентилятор натруженно жужжал, в комнате было жарко, и лицо полковника покрылось капельками пота.
— Разрешите, товарищ полковник? Напрашивается вопрос: с какой целью он вообще потревожил нас? — Лучиан подавленно улыбнулся: — Просто так, чтобы мы раскрыли, что у него есть и другое имя? Посудите сами… — Голос капитана Визиру зазвучал тверже. Он извлек из бумажника визитную карточку Пантази и положил ее на стол. — Здесь написано черным по белому: «Тибериу Пантази, пенсионер, Бухарест, улица Пахаря, дом 21». Почему он не указал свое второе имя?
Фрунзэ начал двигать по столу пачку сигарет, обращая тем самым внимание на себя.
— Как только мы пытаемся разобраться в мотивах его действий, все кажется абсурдом. Я задаю себе вопрос: а может быть, мы просто-напросто имеем дело с душевнобольным?
— По правде говоря, — признался Лучиан, — поначалу мне тоже показалось, что он не в своем уме.
Вмешался полковник, недовольный ходом разговора:
— То есть кинул в реку камушек, а мы, умники, бросились его доставать?
Лучиан почувствовал себя как тот вор, на котором шапка горит. Чувство вины снова овладело им.
— Разрешите, товарищ полковник, выйти минут на десять. Я хочу уточнить, числится ли у нас на учете Тибериу Пантази, — попросил Фрунзэ.
Панаит будто не расслышал его.
— Значит, к сумасшедшему прибыли двое и не на обычной машине, а на «опеле» с дипломатическим номером? С какой целью? Чтобы надеть на него смирительную рубашку и отвезти в центральный госпиталь как человека благородных кровей? — Будто подталкиваемый собственными словами, Панаит быстро встал, подошел к столику и поднял трубку внутреннего телефона: — Алло! Петреску? Здравствуй! Чем занимаешься? Ах, пьешь кофе с булочкой! У меня к тебе просьба. Поинтересуйся в управлении дорожного движения, существует ли в природе темно-голубой «опель» с номером четыреста двадцать один. Пожалуйста…