Лучиан и Фрунзэ ожидали, что адвокат изменится в лице, сникнет, признает себя окончательно побежденным. Однако Маноле Брашовяну реагировал совсем иначе: по его лицу скользнула улыбка, словно он чему-то приятно удивился. Почувствовав, что у него на лбу выступил пот, он вынул носовой платок и, вытирая пот со лба, упрямо потребовал:
— Доказательства моей вины!
— С удовольствием, — согласился полковник Панаит. Он склонился и стал искать среди документов мемуары Пантази. Наконец он нашел их. Это были увеличенные копии, сделанные с микропленки, найденной у Лизетты Вранчи.
Приготовившись слушать, адвокат сменил позу. Носовой платок он все еще держал в руках.
— Я прочту фрагмент, в котором Тибериу Пантази делится воспоминаниями о процессе над Кодруцем Ангелини. Вот что пишет бывший резидент «Аргуса-2»: «Узнав о судебном процессе, возбужденном против Кодруца Ангелини, бывшего сотрудника секретной информационной службы, я телеграммой поставил об этом в известность Фабиана. Через несколько дней Фабиан потребовал: «Проверьте, не получал ли официальный защитник Кодруца Ангелини, адвокат Маноле Брашовяну, будучи студентом, стипендию Отто Гагеля». — Полковник Панаит прервался и сказал: — По всему видно, Тибериу Пантази надеялся опубликовать свои мемуары. — Затем он продолжил чтение: — «Мне хотелось бы коротко объяснить, кто такой был Отто Гагель и каково значение стипендии, предоставляемой им. В годы между двумя мировыми войнами на столичном рынке господствовали два крупных фабриканта — Отто Гагель и Иосиф Хердан. Один из них сас[15], другой еврей. Оба родились в Румынии. Разумеется, между ними шла беспощадная конкурентная борьба. Этим воспользовались бывший префект столицы Габриэл Маринеску и шеф секретной информационной службы Морузоф. Одним словом, оба фабриканта вносили значительные суммы в пользу той и другой организации.
Более тонкий и интеллигентный Морузоф убедил Отто Гагеля создать в университете стипендиальный фонд для некоторых студентов. Само собой разумеется, в выборе студентов секретной информационной службе негласно была отведена решающая роль. Вначале студенты-стипендиаты не понимали подлинного смысла этого филантропического акта. В общем-то, бедные студенты были счастливы, а подающие надежды довольны широкой перспективой, открывающейся перед ними. Секретная информационная служба внимательно следила за их становлением, настойчиво выискивала в них необходимые ей черты, а затем и уязвимые стороны их жизни. Без преувеличения можно сказать, что стипендиаты представляли собой своеобразный питомник, придуманный асом по сбору информации Морузофом.
Возвращаясь к первоначальной теме, я должен заявить, что летом сорок четвертого года мне было нетрудно дать ответ на запрос Фабиана. Помню, что уже через несколько дней я послал ему телеграмму следующего содержания: «Аргус — Фабиану. Из источника Бебе. Официальный защитник Кодруца Ангелини, в прошлом студент юридического факультета, получал стипендию Отто Гагеля в тысяча девятьсот тридцать шестом году. Позже по предложению секретной информационной службы он примкнул к легионерскому движению. В его рядах он не преуспел. После седьмого сентября сорокового года секретная информационная служба использовала его однажды: она попросила Маноле Брашовяну спрятать на две ночи в своем доме Хорию Симу, С тех пор адвоката держали в консервации».
Упоминая об этом моменте, необходимо добавить, что Фабиан подтвердил получение доклада и категорически запретил мне контактировать с Маноле Брашовяну. Приказ был ясен, и я подчинился ему. Собирая информацию о судебном процессе над Кодруцем Ангелини, я все время сталкивался, не желая того, с именем официального защитника человека, осужденного на смертную казнь за шпионаж».
Полковник Панаит положил документ, который он только что читал, обратно в папку:
— Каково ваше мнение относительно последней улики? Она вас удовлетворяет? — Пристальный взгляд полковника Панаита остановился на пухлом, вспотевшем лице адвоката.
Маноле Брашовяну, подавленный, только развел руками и откровенно заявил:
— Господин полковник, вы выиграли партию. Ваша взяла. Я в вашем распоряжении! — Он посмотрел сначала на Фрунзэ, потом на Лучиана, словно хотел сказать: «Не забывайте, вы присутствовали на ожесточенном поединке!» Маноле Брашовяну встретил вновь усталый взгляд полковника и добавил: — Вы, кажется, предлагали «Мартель»… Я бы выпил рюмочку…