П о л к о в н и к П а н а и т. Сейчас самое время ответить на вопрос: какие сведения из всего того, что вы рассказали о судебном процессе над Кодруцем Ангелини, следует считать достоверными?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Я их перечислю по порядку. Во-первых, строго секретный характер судебного процесса. Доказательством тому является работа суда, включая и исполнение приговора под наблюдением Мирчи Рахэу как представителя секретной информационной службы.
Во-вторых, обвинение, вынесенное Кодруцу Ангелини, неоспоримо. Впрочем, он сам признал, что вел шпионскую деятельность против немцев. Но на вопрос суда: «В пользу кого?» — он ответил: «В пользу Румынии!» Все присутствовавшие в зале посчитали, что Кодруц Ангелини, отвечая так, не хотел вмешивать какую-то секретную службу Объединенных Наций. На самом деле все обстояло совсем не так. Единственным человеком, который знал это, был Мирча Рахэу. Ему, бесспорно, было известно, что Кодруц Ангелини действовал исключительно в интересах своей страны. Это его больше всего и беспокоило. Если бы, например, Кодруц Ангелини отправлял информацию за границу, Рахэу обнаружил бы это непременно. Тогда он не стал бы как безумный метаться в поисках организации, о существовании которой он смог узнать гораздо позже, а именно о «Про патрия».
В-третьих, обвинение должны были представлять на процессе два свидетеля — Норма Тейлор и какой-то профессор Флорин Буркэ. Однако последний так и не появился. Он был допрошен в секретной информационной службе и незадолго до процесса, как мне сообщил Мирча Рахэу, вышел из игры. Я не стал его спрашивать почему. Так что на судебном процессе обвинение опиралось на показания единственного свидетеля — Нормы Тейлор и на то, что Кодруц Ангелини сам признал себя виновным. После оглашения приговора он воскликнул: «Да здравствует Румыния! Да здравствуют Объединенные Нации!»
В-четвертых, необходимо также принять во внимание, что уничтожение всех документов в связи с судебным процессом над Кодруцем Ангелини носило организованный характер.
П о л к о в н и к П а н а и т. Вы смогли что-нибудь узнать от самого Кодруца Ангелини?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Нет. Абсолютно ничего. Он замкнулся, как в скорлупе. Вероятно, его предупредили о моих связях с секретной информационной службой. Мне не приходилось видеть мужчин столь сильных духом, обладавших таким чувством собственного достоинства, как он.
П о л к о в н и к П а н а и т. Что вы знаете о завещании Кодруца Ангелини?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Ничего более того, о чем я уже заявил. Мне был неизвестен этот документ до тех пор, пока в последнее время не началась эта морока с Пантази.
П о л к о в н и к П а н а и т. Когда вас впервые инструктировали относительно будущей шпионской деятельности, которой вам предстояло заняться?
А д в о к а т Б р а ш о в я н у. Осенью сорок шестого года я совершил путешествие в Швейцарию. Я ездил «лечиться». Разумеется, это был предлог. В Женеве я пробыл всего два дня. На третий день появился господин Матилиаде. Мы не виделись с тех пор, как я перешел в подчинение господина Мирчи Рахэу. Встреча не была случайной. Он меня ждал. На специальном самолете переправил на какой-то остров, неподалеку от Канн… Там, в замке, я познакомился с Фабианом, представителем Центра, занимающимся Румынией.
Фабиан надеялся, что выборы девятнадцатого ноября принесут победу «историческим» партиям[18]. «Ориентация Румынии на коммунистическую революцию должна быть пресечена любой ценой. Для западного мира Румыния представляет собой ключ к равновесию на Балканах — так считал Фабиан. — Если царанисты и либералы, — говорил он, — не смогут одержать победу на выборах, мы будем вынуждены искать внутри страны иные пути для пресечения развития революции…»
Я, разумеется, излагаю лишь в общих чертах политическую платформу Фабиана, представление о которой я получил из моих бесед с ним. И я не стану вас уверять, что не разделял его взглядов на будущее страны.
На этом средиземноморском острове меня инструктировали более месяца. С самого начала Фабиан обратил мое внимание на то, что специальная подготовка имеет в виду перспективу развития событий, что до поры до времени я буду находиться в полнейшей консервации. Никто меня не будет беспокоить без особой надобности.
П о л к о в н и к П а н а и т. И вас не беспокоили до шестьдесят третьего года?
18
Национал-либеральная и национал-царанистская партии, желая подчеркнуть свою роль в стране, именовали себя «историческими».