И вот таки дела…
Когда воспоминание прекратилось на моменте обратного полёта с заруливанием в сторону перелётной стаи молодых ворон, меня Чёрный любезно одарил болезненным клевком в макушку. Но я даже браниться не стал на эту выходку, сознанием возвращаясь обратно на крыльцо.
Наоборот, за труд поблагодарил его сердечно и задумался крепко.
Вот это я влип, конечно, в дела бандитские по самую макушку. И если мужества хватило не струхнуть пред сущностями низкого порядка, то перед той пламенной громадой под ложечкой захватывало прямо как в полёте.
И если б знать наверняка, можно ли с такими бороться тем же методом, то мне бы стало поспокойнее. Пока что же увиденного мне хватило, чтобы предпринять решение.
— Итак, коллеги — судари. Товарищ Белый, давайте к нам! В переплёт мы попали, конечно, лютый, но думается мне, что выбраться сумеем. Короче, слушайте…
Глава 8 «Порохом пахнущая»
«Если можешь улыбаться, тебе нечего бояться.»
Вороны ржали.
Гнусно, безалаберно и безжалостно ржали.
Катались по земле, закидывали головы и клекотали так громко, будто друг друга пересмеять пытались. Чёрный аж под крыльцо закатился и там найдя ведро погнутое каркал в неё вдвое громче, чем обычно.
— И что вы ржёте то, валенки⁈ Чем плоха моя идея? — уязвлёно вопросил этих пернатых мудрецов, но те лишь заново прыснули.
— Ке-кхе-хе! «В Столицу письмо напишет!» — смеялся Чёрный.
— Кха-кха-ка! «Самому Президенту письмо напишет!» - ухахатывался Белый.
— Кер-ке-кер-вер! «Здравствуйте пожалуйста, выйдете из жалости!»
— Вер-ке-кер-кер! «Письмецо подзаберите, не побейте, помогите!»
Слушать скабрезные частушки в свой адрес было выше моих сил и потому взяв веник, начал этих перьевых балбесов гонять. В итоге ещё лучше подмёл двор им же на потеху. И тот и другой просто проходил сквозь веник, становясь нематериальными.
— Да ну вас в баню! — кинул инструмент подметальный и рукояткой попал аккурат в оконце на двери туалета уличного. Не то, чтобы туда прям целился, но вороны восхищенно воскликнули «Оооо, Ловкость качает» и дальше продолжили потешаться. — Ууу, пернатые! Обсмеять горазды, а сами попробуйте что-то путное предложить. А я посмеюсь над вами.
Отсмеявшись наконец и хлебнув воды из лейки, они мне и предложили единственно верное, по их мнению, разумное и адекватное предложение.
— Кур-вур. Вэрр! «Выход тут один. Бороться!» — по боевому поднял в небо клюв Белый.
— Вэрр-Эреер! «Бороться и победить!» — столь же гордо вознёс клюв Чёрный.
— Легко вам говорить, — не согласился я с ними, чувствуя нарастающую на сердце тревогу. — Вас то и тронуть нельзя, вмиг исчезнете. А мне что прикажете делать, если тот огненный явится?
— Ке-ке-рер, врер «Не явится, богатый слишком» - заявил Чёрный.
— Ка-ряр. Керке. Верке. «Тебе страшно. Подыши. Подумай» — посоветовал Белый и я лишь в бороду окладистую хмыкнул.
Вот же птицы-тупицы!
Легки на подъём и также легко к жизни относятся.
Но коли к себе приглядеться, то как-то уж рьяно меня по старым дрожжам развезло. Впечатлился сущей той и дегдраднул видать до привычки злой и беспомощной.
Дабы уверенность к себе вернуть, пошёл к сараю и сызнова дедовскую наковаленку поднять попробовал.
Поднялась она так же легко, как и вчера. Даже подкинул её чуть вверх, ловя над головой, уводя за спину и по широкой дуге обратно её на пенёк плюхая. Пыль трухлявая поднялась, что аж отплёвываться пришлось. Пенёк давно под замену был, но зато припомнил он мне кое-что. В детстве далёком батька мой с него тоже наковальню снимал и прям сверху как раз гирьки свои и ронял в упражнениях ежеутренних.
И пойдя на поиски, нашёл я их там же, где и оставили, в самом дальнем углу сарая. Вот их то на белый свет я и вытянул, одну на двадцать четыре килограмма, другую на тридцать два. И ох и завертелись они в моих руках, ох и залетали словно пёрышки.
Думать, значит предложил товарищ Белый?
Ну если так подумать, то против такой силы домик мне не отстоять. Разумно было бы согласиться на новое предложение, но как только касался этой мысли, так тошно становилось, что проще на месте помереть. После такого решения я жить не смогу и от стыда сгорю раньше чем от того их родственничка.