– Нет-нет, перебил её старик, – не знаю, говори!
– Я думаю, или лучше, уверена, что вам нужно ещё что-то очень важное успеть сделать!
Собираясь сюда, Катя вовсе не планировала снова поднимать эту, очевидно бесполезную, тему, и думала, что нужно просто пообщаться со стариком, скрасить, действительно, его одиночество. Только просто поболтать ни о чём она как-то не умела, да и он сам ведь опять к этой теме обратился.
– Ох, Катенька, твои добрые сказки мне скрасят последние… Я ведь во всё это не верю… Может, и хотел бы поверить? Только зачем? Теперь уже всё поздно, да и не надо мне этого, понимаешь, Катенька? Мне кажется, что такой конец, когда совсем всё, когда нет человека, – так даже как-то утешительнее…
– Тошно же от одной мысли такой, Петр Павлович!
– Тошно? Да, Катенька, пожалуй, что тошно, но потом-то уже не тошно будет, потом ничего, ни-че-го, как сон без сновидений, вечный…
– Но откуда тогда в человеке жажда другого? Откуда хотя бы это "тошно"?
– Ну, инстинкт самосохранения так срабатывает, наверно.
– Нет, не получается, Петр Павлович, гипотеза про инстинкт! У меня вот собака, у неё, очевидно, все инстинкты на месте, не меньше, чем у нас, если не больше. Я вот про неё иногда думаю, как же она, когда её не будет. Но это я, и всякий вообще человек, а её этот вопрос не волнует совсем – опасность для неё это только что-то конкретное, а не сам факт собственной смертности. То есть страхи опасностей есть, но нет экзистенциального страха, понимаете? Опасности для неё существуют, а вот смерти как таковой – как будто и нет вовсе! Потому что когда собака есть, смерти ещё нет, а когда будет её смерть, собаки уже не будет! Чего, в самом деле, бояться?
– Хм, действительно, чего бояться?..
– Да нет, Петр Павлович, у человека ведь не так! Откуда это "не так"? Не значит ли само это, что человек создан для жизни вечной?
– Ой, Кать, прекрати, опять ты проповедуешь… Мне, знаешь, утешительнее думать так, что не будет ничего, пусть лопух вырастет. Тошно, говоришь? Зато и отвечать ни за что не надо!.. Кто это придумал, про лопух, замечательные слова?..
– Тургенев… Только это никак нельзя считать позицией автора!
– Ох, Кать, ты такая умная для своих лет, только мне уже поздно всё это учить… Да и не интересно. Мне бы напоследок… Только был бы я ещё при этом молод… Почему люди не умирают молодыми? В смысле, в полном здравии? Зачем это медленное загнивание заживо? Может, как раз чтобы не очень жалко было умирать?
– Я думаю, чтобы отмирающие вместе с телом страсти не мешали душе приготовиться к вечности!
– Ой, Катенька, а ты всё-таки молодая и глупая! Ну, какие там "отмирающие страсти", ты о чем? Все на месте "страсти" эти, только реализовать их не получается – еда не вкуснит, не то что уж женщина… Вот я потому и говорю, мне бы ещё хоть на одну ночь стать бы молодым опять… А там можно и в могилу…
Старик затих в своём кресле, и Катя тоже притихла, то ли не зная, что сказать, то ли не желая уже говорить. Что за дерзкая, в самом деле, у неё идея обратить старика? Да и как это вообще возможно без его желания? Но как же он будет… там?.. Если сам говорит, что страсти все с ним, – там-то уж тем более не будет возможности для их реализации! Катя почувствовала холодок, пробежавший по спине. Что это? Такая вечность? Вот он "Дон Жуан в аду"! И никакой романтики, как у Бодлера!.. Ах, все эти писатели страшно врут людям! Ну, или почти все… Только зачем она опять про своих писателей? Вот он, самый настоящий человек перед ней погибает – навечно! – а она ничего не может для него сделать! Ни-че-го!..
Катя почувствовала вдруг комок в горле, встала, подошла к окну и принялась смотреть сквозь стекло в ночь. Её тень на стекле выхватывала силуэты деревьев, которые сильно раскачивались из стороны в сторону. Сквозь плотно закрытые пластиковые окна всё явственнее доносился вой ветра. Катя беззвучно молилась.
– Катя! – послышался вдруг сзади скрипучий голос, – Катя! Как страшно ветер воет!
– По́лно вам, Петр Павлович, чего же страшного в ветре?
– Нет, Катя, ты не понимаешь… Словно демоны какие-то воют! Катя, если есть демоны, значит, должен быть и… Катя, этот твой Бог правда всех прощает?
– Всякого, – прошептала Катя, не веря своим ушам, – кто приходит от чистого сердца с покаянием!..
– Катя, слышишь, как они воют?
– Это просто ветер, Петр Павлович, это ещё не они… – Катя вздрогнула от собственных слов.
– Ещё не они… – протянул старик, – ещё не они…
С улицы послышался жалобный скрежет терзаемого ветром кровельного железа.
– А это кто?