— Что же особенного он в ней нашел? Она ни разу даже борща не сварила. Ну, шьет...
Нет, не дано было Аннушке понять сестру, поэтому и ревновала к ней Саню.
Иван Иванович хотел рассказать жене, какой фортель выкинула Марина, явившись к генералу: «Это я вместе с Иваном Орачем ограбила мебельный». Но решил, что Аннушка не поймет ее поступка.
Зазвонил телефон.
— Товарищ майор, вас беспокоит экспертиза. Генерал приказал сообщить вам: в машине на заднем сидении обнаружено семнадцать стреляных гильз.
— В постового стреляли с заднего сидения? — удивился Иван Иванович и обрадовался: «Хоть в этом вопросе навели ясность».
— Так точно, с заднего.
— Спасибо. Как с отпечатками пальцев?
— Криминалисты работают, товарищ майор. Когда что-то пропишется, позвонят.
Значит, в машине у Тюльпановой были все-таки двое.
Это подрывало веру и в ее показания.
Немедленно — к ней! Глаза в глаза и спросить: «Где же все-таки правда?»
Иван Иванович вызвал дежурную машину. Он был как в лихорадке.
— Ваня, ты не заболел? — всполошилась Аннушка. — Тебя всего трясет. И лоб потный. — Она провела ладонью по его лицу, по волосам.
Ему это было неприятно.
— Некогда!
Аннушка обиделась:
— Всю жизнь тебе некогда...
— Служба, — буркнул он.
С Тюльпановой Орач встретился в следственном изоляторе. Алевтина Кузьминична успела переодеться, теперь на ней были двухцветная велюровая кофточка и джинсы.
— Саша принес, — пояснила она. — Позвонили — и он пришел. Но я его не видела, не разрешили...
Все правильно, в соответствии с порядками, заведенными в таких учреждениях: задержанный не должен общаться с внешним миром, чтобы не повлиять на ход следствия.
— Так сколько людей было с вами в машине, когда вы подъехали к Тельмановскому посту? — в упор спросил ее Иван Иванович.
Тюльпанова вдруг заплакала. Она не мигая смотрела на него округлившимися глазами, а слезы все капали и капали...
Ее следовало бы успокоить, но Ивану Ивановичу не хотелось этого делать. Он ждал.
Наконец она заговорила:
— А как бы поступили вы на моем месте? Остановилась я на развилке, посадила парня. А тут, откуда ни возьмись, на заднее сидение забирается второй. Я ему: «Ты куда, дядя?» А молодой: «Это со мной, не бойся, он у меня смирный». Высадить обоих? На развилке — никого, темнеет. Было бы больше пространства, применила бы против одного прием самбо, а уж со вторым как-нибудь управилась бы. А так в машине негде развернуться, один — справа, другой — сзади. Не показываю виду, но внутренне приготовилась ко всему. Едем. Молодой болтает со мной, потчует анекдотами. А второй, слышу, сзади похрапывает. Откинулся на спинку и дремлет. Мне это видно в зеркальце. Успокоилась. На Тельмановском посту, вижу, закрыт шлагбаум. Говорю молодому: «Снова ящур, что ли... В прошлом году закрывали... Тут неподалеку колхозные фермы». Меня удивило, почему не подходит гаишник. Он же обязан подойти, представиться. А тут сидит в будки и машет рукой, мол, иди сюда. Его на свету хорошо видно. Говорю молодому: «Зажрался гаишник, задницу лень поднять». Достаю из «бардачка» документы: права, технический паспорт, доверенность. Знаю, что будет придираться. Время вечернее, да еще доверенность. Тут второй хватает меня за шею и давит. А ручищи-то у него огромные. «В машине с тобой — один пассажир. Поняла? Едешь с ним из самого Донецка. Ляпнешь лишнее — удавлю». А второй в это время — нож под бок. Захомутали они меня — пикнуть не могу. Вышла из машины, подхожу к будке, оглядываюсь. В это время моя машина срывается с места. Фары выключены. Поняла: угоняют «жигуль». А что я Пряникову скажу? Тут они из автомата... Мне показалось, что в меня. Ткнулась в землю мордой, лежу, от страха сознание теряю. Очнулась, вижу — в будке стекла нет, гаишник грудью на подоконник навалился. Я к нему. Он весь в крови. Бросилась на дорогу, надо кого-нибудь позвать на помощь. Но кого? Вокруг ни души. Я снова к гаишнику. Слышу — дышит. Надо бы его перевязать, да нечем. Гимнастерку на нем зубами рвала, все хотела до нижней рубашки добраться. Знаете, в кино так делают: рвут на бинты нижнюю рубашку. А он был в майке. Сколько я с ним провозилась — не знаю. Вижу, по дороге фары светят. Подобрала палочку гаишника, выбежала, встала поперек... Остановила. Колхозная машина с удобрениями возвращалась. Отвезли мы гаишника в местную больницу и уже оттуда позвонили в милицию.
От того, как мне тот дядька горло сдавил, у меня до сих пор шея болит. Ну, и не забыла его предупреждение: «В машине с тобой один пассажир. Ляпнешь лишнее — удавлю!»