— Похвально, — сказал тогда военком. — Учтем ваше пожелание.
В доме, когда узнали об этом поступке «недоучившегося студента», возник скандал. Аннушка (жена Ивана Ивановича) — в слезы:
— Это он назло мне. Не признает во мне своей матери.
(Санька — приемный сын Ивана Ивановича с Аннушкой, с семи лет. А воспитала Саньку сестра Аннушки — Марина, души не чаявшая в своевольном мальчишке.)
Марина на стенания Аннушки ответила:
— Не мешайте ему колобродить. Парень себя ищет.
У Марины — судьба лихая. Девчушкой угнали ее в фашистскую неволю, натерпелась там унижений. А вернулась — долго не могла прижиться, затавровали: «Была в услужении у фашистов». Да не услужение, а неволя. Свои — не приласкали, не поверили, а тот, кто пригрел, оказался чужаком в нашей жизни. Пробовала восстать — покалечили. Отсидела срок. И вот стал колючий мальчонка ей другом. Странная это была дружба...
В тон Марине высказался по поводу своевольства студента Орача и академик Генералов:
— Почувствовать себя мужчиной — для талантливого человека очень важно. За ним не пропадет. У него в запасе как раз два года...
После армии Санька решил, что еще недостаточно набрался ума-разума, не накопил необходимого жизненного опыта, и ушел с геологической партией изучать любимый академиком Генераловым Байкальский разлом. Два года кормил собою гнуса и комаров, мерз в зимовьях, сох в лабораториях. Вернулся в Донецк. Близкие были убеждены: «Ну, теперь перебесился». А он еще раз всех удивил: поступил на шахту «Три-Новая». Вначале проходчиком, затем горным мастером. На все укоры близких отшучивался:
— Солдата делает полководцем не маршальский жезл, который лежит в ранце в промасленной тряпочке, а бои и походы.
Доставалось ему, как бедняку на сорочинской ярмарке. Попал он на проходку учеником. А ученику — всякая неблагодарная работа. В то время Санина бригада «протыкала лаву», то есть пробивала в могучем пласте первый проход, с которого потом и начнется жизнь угольной лавы. Вот где напашешься с непривычки, «намантулишься», как говорят горняки. Парень был самолюбивый, а опыта горняцкого — никакого, всякую работу старался «взять на пупок», ломил как медведь даже там, где надо было бы гнуть. Придет с шахты — ключ не может вставить в замочную скважину, рука от усталости дрожит. Постучит ногой, мол, откройте. Аннушка — к дверям. Ахи-охи, дескать, угробит тебя шахта. А он лишь посмеивается:
— Из неумехи человека выкует.
Первое время: пришел, поел (миску борща, миску — второго, кружку компота. А то еще и сто граммов примет). Лег — и до следующей смены, как топтыгин в берлоге на зимней спячке. Через десять часов будит его Аннушка:
— Сань, на шахту пора...
И все причитала, мол, добром это не кончится. А он улыбается:
— Мама Аня, вам не понять того удовольствия, которое я испытываю от ломоты в костях.
— Балахманный, — скажет она.
Года три, поди, длился у Саньки «шахтный загибон». А потом — как отрезало. Вручили ему на День шахтера знак «Шахтерской славы» третьей степени. Это, конечно, не орден и даже не медаль, всего лишь министерский знак, но звучит-то как! Шахтерская слава! И по форме — иному ордену на зависть. Принес Санька домой награду, прицепил к лацкану пиджака и сказал:
— Все. Секретов у шахты от меня нет, можно возвращаться в институт.
Закончил с отличием. Викентий Титович Генералов оставил его на своей кафедре...
А вот с женой академика Екатериной Ильиничной связана другая история. Кандидат медицинских наук, не очень-то любившая медицину. Преподавала на курсах повышения квалификации.
Занимался этими курсами ОБХСС: взятки, продажа дипломов об окончании курсов. К этой неприглядной истории была причастна и Екатерина Ильинична, не так чтобы очень, но все же. Флакончик духов... Коробка фирменных конфет...
Оперуполномоченному ОБХСС она заявила с вызовом:
— Духи от мужчины — это, молодой человек, всего лишь знак внимания. Или, по-вашему, я как женщина уже вышла в тираж и никого не могу заинтересовать?
В самом деле, подарки она принимала, причем весьма охотно, только от мужчин.
Ее, как говорят в таком случае, «вывели из дела». Главной причиной послужило, конечно, не то, что «по части знаков внимания» она игнорировала женщин-курсисток, видимо, не хотели осложнять психологический климат вокруг такого уважаемого человека, каким был академик Генералов, к тому же на фоне других причастных к неблаговидной истории роль Екатерины Ильиничны была весьма незначительной. Словом, она прошла по делу свидетелем обвинения.
Лично у Ивана Ивановича сложилось не самое благоприятное мнение о Генераловой: «Размытые границы порядочности... И чем умнее человек, тем это опаснее для общества». Но улик против Екатерины Ильиничны не было, а заступников у жены академика на всех уровнях более чем достаточно. И самым яростным оказался... Санька. Пришел к отцу и сказал: