Анна выдала обоим девочкам по банке консервов, отдала полную флягу воды, и села рядом с ними, смотря, как они едят и жадно пьют, вырывая друг флягу друг у друга.
Самой ей есть не хотелось, но она заставила себя проглотить полбанки тушенки, давясь, через силу, понимая, что ей нужна энергия не меньше, чем особям.
Они должны были выбраться. Она должна была вывести дочерей.
- Достаточно, девочки. - женщина забрала у дочерей почти пустую флягу. Воды в ней оставалось ровно на один глоток, и она допила все до капли, вытрясла флягу над языком.
У нее осталось еще две фляги. Плохое дело, придется искать где-нибудь безопасный источник, а это практически невозможно в сложившихся обстоятельствах.
- Пора спать.
Девочки послушно улеглись. Анна накрыла их сверху своим спальником, тщательно подоткнула его со всех сторон, сама уселась на краешек. Костра она разжечь не решилась - огонь на крыше одинокого здания наверняка привлек бы лишнее внимание, которое сейчас им было не нужно.
Ветер ерошил ее растрепанные, собранные в хвост волосы. Волосы обоих дочерей она обрезала коротко - лично, как только было принято решение уходить, чтобы никто не мог схватить их, но сама...
Фрэнк слишком любил ее волосы. Любил зарываться в них ладонью, вдыхать их запах, гладить...
В груди медленно поворачивался колючий шар, царапая острыми гранями свежую, незажившую рану.
- Мама, - Ханна выбралась из-под спальника, подобралась к Анне. Женщина обняла ее одной рукой, прижала к себе. С другой стороны тут же подлезла Хэйли, прижимая к груди замызганного Рочестера, вытащенного из рюкзака при первой возможности.
- Что такое? - чтобы заговорить, пришлось приложить немалые усилия. Голос вышел хриплым, каркающим.
- Спой. - попросила Ханна, закрывая глаза и прижимаясь к матери. - Пожалуйста.
Анна закрыла глаза, сглотнула, пытаясь промочить сухое горло, и негромко запела:
А баюшки-баюшки, уж вы мои заюшки.
Ай и где вы бегали? Ай и что вы делали?
Уж мы бегали в лесу, били волка по носу,
Запрягали комара, поезжали по дрова,
Торговали мишку за елову шишку...
Женщина на крыше крепко обнимала обоих дочерей, прижимая их к себе, раскачиваясь, баюкая. Эту колыбельную она всегда пела им перед сном, до того, как их жизнь покатилась под откос, а до того ей пела ее мама, а маме - бабушка...
А пока управились -- до смерти упарились.
Уж вы, мои заюшки, спать ложитесь баюшки.
А я печку разожгу, оладушков напеку.
На березовой коре, на лазоревой воде.
На сметане, на меду, чтобы таяли во рту...
Медленно поворачивался в груди колючий шар. В ноге нарастала тупая, ноющая боль.
А баюшки-баюшки, уж вы мои заюшки,
А баюшки-баюшки, уж вы мои заюшки...
Когда дочери уснули, Анна осторожно высвободилась из их объятий, снова подоткнула вокруг них спальник. Некоторое время она смотрела на не по-детски серьезные личики девочек, а после снова достала из рюкзака аптечку, закатала штанину до колена. Достала фонарик, рискуя выдать себя, и посветила на ногу, стремясь понять общую картину.
Голень пересекала короткая глубокая царапина. Анна отстраненно вспомнила, как упавшая тварь схватила ее за ногу, как она ударила винтовкой в основание черепа, раз, еще раз, и особь наконец отпустила ее...
Женщина в отчаянии сцепила зубы, застыв на несколько мгновений.
Зараза проникала в кровь при любом повреждении кожи. Если тебя укусили, порвали, задели, поцарапали, считай, твоя песенка спета.
Анна судорожно вдохнула, усилием воли проталкивая воздух в легкие, взяла себя в руки и принялась за дело. Антисептик, обжигающий порошок (ногу будто опалило огнем, порошок зашипел, растворяясь), наложить сверху промоченную антисептиком повязку, плотно затянуть...
Оглянувшись на дочерей, женщина открыла еще один отсек аптечки, достала оттуда пневмоинъектор, вогнала внутрь хрупкую прозрачную капсулу с бледно-зеленой жидкостью внутри и, скрипнув зубами, приложила инъектор к внутренней стороне руки. Тот тихо пшикнул, отдавая сыворотку, и женщина отчетливо увидела, как постепенно разливается по венам бледно-зеленый растров, обрисовывая каждый сосуд... но лишь на пару секунд.