– Говори же! – требовательно окликнула его девушка, заглядывая ему в глаза с восторженным ожиданием.
– Удивительное устройство, Памела, н-но… нет, спасибо… – замялся молодой баронет, не зная, как отказать своей будущей супруге, чтобы не показаться грубым. – Я… я откажусь. Пожалуй.
Сидевшая в инвалидном кресле девушка мягко улыбнулась его ужимкам, по-видимому, посчитав, что он стесняется.
– Ради меня, Томас, – горячо попросила она.
– Ну, и что я должен сказать?! – негодующе всплеснул руками Шарп.
– Скажи, – Памела не долго подумала. – Что любишь меня!
Томасу снова пришлось перевести дыхание. Памела была настырной и докучала ему своим слепым обожанием. К тому же, он не испытывал к ней любви и не хотел произносить эти слова. Он любил только Люсиль, чтобы сказать подобное ему пришлось бы переступить через себя. Люсиль… На ум Томаса внезапно пришёл лишь детский стишок, который они когда-то заучили вместе. Точно, вот его-то он и зачитает в эту глупую трубку!
– Динь-дон колокол! Киска в колодце! Кто бросил её туда? Маленький Томми Лин! Кто её вытащил? Маленький Томми Стаут!..
Томас понимал, что нужно держать себя в руках, ведь буквально на днях они с Памелой должны были пожениться в Париже, и отказываться от задуманного было уже поздно.
*
Поездка в город прошла успешно. Томас забрал с почты первые детали для своей машины и был настроен решительнее прежнего. Финли согласился помочь ему в строительстве, не требуя никакой дополнительной платы. Старик относился к Томасу не просто уважительно, а с долей отеческой теплоты, коя молодому баронету до сих пор была не ведома, и он с удовольствием проводил время в его компании. Тем более что находится дома, в последнее время стало просто невозможно.
Памела Шарп угасала на глазах. Томас догадывался, что Люсиль не просто так заваривает ей чай отдельно, но настолько стремительного эффекта, признаться, не ожидал. Девушка содрогалась в ужасном кашле, она ослабла и постоянно находилась на грани истерики. Люсиль исправно меняла окровавленные наволочки и, притворно беспокоясь о её самочувствии, тут же предлагала ей ещё чая. Томас теперь ещё меньше хотел оставаться с Памелой в одной комнате, постоянно избегал её, чтобы не видеть всего этого ужаса и не испытывать гнетущего чувства вины. Отстранившись от происходящего, он чувствовал себя значительно легче, поэтому каждый раз с радостью погружался в работу.
Проехав сквозь распахнутые ворота, экипаж приблизился к поместью и остановился перед монументальным фасадом здания. Томас спустился тяжёлой поступью на проклятую землю. Вот оно, его бремя – гниёт во всём своём великолепии! Если бы только не маниакальное желание Люсиль остаться в стенах этого дома… всё было бы совсем по-другому! Но Аллердейл Холл был для Люсиль священным. А всё, что было дорого Люсиль, он был готов оберегать до последнего своего вздоха.
Войдя в полутёмный холл, мужчина по привычке возвёл глаза к продырявленному потолку… и замер.
– Я унесу детали, сэр? – донеслось с улицы.
– Да, – быстро ответил Томас, спешно возвращаясь к дверям. – Да, Финли. И принеси инструменты, я… скоро приду.
Уже почти развернувшись, баронет вновь замер на пороге.
– Хотя нет, – поспешно добавил он. – Я хотел бы принять ванну и поужинать. Так что, приду к тебе чуть позже.
– Как скажете, – согласно покряхтел старик, неспешно разгружая коробки.
Схватившись за дверные ручки, Томас поспешно запер парадную дверь и с опаской прислушался. В доме царила полная тишина. Словно боясь, что ему показалось, Шарп медленно подошёл к лестнице и вновь посмотрел вверх. Нет, не показалось. Необъяснимое волнение вспыхнуло в его душе.
– Люсиль? – неуверенно позвал он, подымаясь наверх по массивной лестнице.
Возможно, было бы быстрее воспользоваться подъёмником, но ему отчаянно не хотелось торопить события. Не сводя глаз с последнего этажа, Томас тяжело впечатывал шаг в каждую ступень, но с каждым пролётом лестницы его опасения лишь подтверждались. Там, прямо на перилах балкона, на добротной верёвке, обвязанной вокруг шеи, висело тело Памелы. И баронет не знал, что он чувствовал, глядя на это зрелище. Томас и раньше видел смерть, но возникшее сейчас ощущение было совсем не похожим на то, что он испытывал раньше. Будь то вызволенные из обвалившейся шахты мёртвые шахтёры, которых Шарп видел ещё совсем ребёнком, или же показанное ему сестрой окровавленное тело матери в ванной.
– Мне надоел её вечный кашель, – вдруг раздался, словно гром посреди ясного неба, спокойный голос Люсиль.
Её статная фигура появилась из комнаты тихо и степенно, и приросший к полу от обрушившегося на него потрясения Томас далеко не сразу заметил её.
– К тому же, она начала догадываться, что нам нужны лишь её деньги, – словно между прочим добавила Люсиль. – Кричала. Обвиняла нас в том, что мы пытаемся её отравить. Бедняжка. Совсем тронулась умом из-за болезни. Пожалуй, это было лучшим для неё исходом…
– Но, Люсиль, – поражённо подал голос Томас, всё ещё не в силах осознать произошедшее. – Ты ведь… действительно что-то добавляла в её чай, я сам видел.
– Вот как? – взгляд сестры оценивающе метнулся к брату, в ожидании его реакции.
Но Томас больше ничего не мог сказать ей, с удивлением осознавая, что наравне с шоком от внезапной смерти супруги, чувствовал совсем неподобающее ситуации огромное облегчение. Наконец, напряжённо поджав губы, он поспешно заметил:
– Её ведь могли увидеть…
– И что? – Люсиль осторожно облокотилась о перила и посмотрела вниз. – Эта девушка была достаточно несчастна и болезненна для того, чтобы наложить на себя руки. Теперь ты, наконец, свободен, Томас. Разве не этого ты хотел в последнее время?
Люсиль, казалось, видела его насквозь и могла читать мысли. Она была права. Ему больше не придётся притворяться любящим мужем и терпеть речи Памелы, полные любви и стенаний. Не придётся постоянно испытывать чувство вины перед этой несчастной девушкой. Не придётся возвращаться в ту кровать под утро, покидая объятия Люсиль.
Наконец-то всё закончилось.
*
Опасно сжимая в руке наполненный бокал, Томас Шарп стоял в стороне от всеобщего веселья. Отовсюду слышалась незатейливая весёлая речь, погружавшая баронета в непривычный для его обычного образа жизни хаос. Он был одет в лучший костюм, но всё равно заметно выделялся из толпы, словно случайно зашёл на этот вечер из другого времени. Сегодня Шарпа не могла обмануть всеобщая учтивость по отношению к его персоне, он ясно осознавал, что обязан этому вниманию лишь титулом, приятной внешностью и ничем больше – выступая утром на совете инвесторов с моделью своего изобретения, Томас прекрасно уяснил это. К огромному сожалению, его титул производил впечатление исключительно на женщин, а вот мужские умы, за которыми скрывались большие и такие необходимые баронету деньги, на это не велись. Наследство, оставленное им скоропостижно и трагично скончавшейся Памелой Аптон, было потрачено и им вновь пришлось попытать счастья. Но, как оказалось, в Шотландии тоже не нашлось желающих поддержать его идею. А ведь Шарп так надеялся, что в этот раз всё получится…