Гретель наклоняется вперед и понижает голос до хриплого шепота тайного агента.
– Первый выход в свет с новорожденным, – сообщает она Софи. – Свекровь скоро доведет невестку до слез.
– Потрясающе! – Ганс не одобряет привычку жены и дочери подслушивать. – Тебе не кажется, что нас это совершенно не касается?
– О, мне действительно очень жаль, – чопорно, словно английская королева, произносит Гретель. – Сие есть проявление крайней невоспитанности с моей стороны.
– Вынужден с этим согласиться, – строго говорит Ганс, хотя Софи понимает, что он пытается сдержать смех.
Никто громче Ганса не смеется над репликами жены, в которой явно пропал талант пародиста.
Софи наблюдает за родителями, и в груди у нее вдруг появляется неприятное ощущение, похожее на изжогу. Проходит несколько секунд, и она понимает, что это, в сущности, зависть. Она со стуком ставит на стол бокал с водой. Да, это уже не шутки! Вчера в спортзале она тренировалась на беговой дорожке, смотря на экране тренажера документальный фильм. Там рассказывалось о женщине, у которой не было рук и ног, но которая тем не менее сумела освоить скейтборд. Трогательная история о мужестве, проявленном перед лицом ужасных испытаний. Но, сдерживая слезы сочувствия, Софи на миг испытала укол зависти. А почему? Да потому, что у этой самой женщины имелся симпатичный (с руками и ногами) муж! В качестве наказания для себя и чтобы выразить признательность своим не особенно длинным, но прекрасно функционирующим ногам, Софи двадцать минут сверх нормы тренировалась на беговой дорожке. И все же ей так и не удалось окончательно избавиться от этой мысли: если уж безногая и безрукая женщина на скейтборде смогла найти мужчину, значит она, Софи, делает что-то совсем уж неправильно! А как, интересно, та женщина с ним познакомилась? Потянула за штанину, когда ехала мимо него на скейте в ночном клубе?
И вот пожалуйста, теперь еще хуже: она завидует собственным, горячо любимым родителям. Все-таки Софи – очень плохой человек. Избалованный единственный ребенок.
Она говорит:
– Хотите послушать письмо тети Конни?
– Да, конечно! – Родители моментально обращаются в слух.
Она вынимает из сумки письмо, откашливается и читает:
– «Милая Софи…»
И тут, словно она ожидала именно этого сигнала, около их стола появляется официантка.
– Добрый вечер. Вам понадобится еще какое-то время или можно принять у вас заказ?
– Моя дочь читает письмо от женщины, которая завещала ей дом, – сияя, говорит Гретель. – Причем они были едва знакомы! Это так интригующе, правда?
– О да… разумеется. – Девушка смущена: она явно не знает, как реагировать на это откровение.
– Меня больше интересует, подают ли у вас телятину с овощами. – Ганс смотрит поверх очков, одаривая официантку обворожительной улыбкой.
Заказы наконец приняты, и отцу с дочерью удается уговорить Гретель не приглашать официантку послушать чтение письма, после чего Софи начинает вновь:
– «Милая Софи!
Представляешь, дорогая моя, сегодня я надумала завещать тебе свой дом. Странное решение, но, уверяю тебя, оно продиктовано вовсе не эксцентричностью или старческим слабоумием. Я долго размышляла. Не сомневаюсь, это решение вызовет многочисленные охи и ахи, а Вероника наверняка придет в негодование, но это мой дом, и я хочу, чтобы он достался именно тебе. Конечно, если бы ты осталась с Томасом, все было бы проще. Но я нисколько не удивлена, что вы расстались, и, пожалуй, даже рада, что так вышло.
Вообще-то, я почти тебя не знаю, правда? Но в тебе самой и в твоем отношении к дому было нечто такое… Ты знаешь, что мы с моим покойным мужем Джимми построили его вместе. И дом этот для меня совершенно особенный. Каждый кирпичик, каждая половица, каждый подоконник вызывает у меня воспоминания. Господи, я улыбаюсь даже при виде этого дурацкого держателя для туалетной бумаги!
Любя каждую мелочь, я с ужасом думаю, как Вероника будет крушить все вокруг и выбрасывать вещи, а Томас примется тщательно перекрашивать дом в какой-нибудь жуткий нейтральный цвет. Что до Грейс, то я думаю, она не станет жить на острове, – боюсь, с ним у нее связаны не самые счастливые воспоминания.
Мне по-прежнему очень не хватает Джимми. Это ужасно: ну все равно как просыпаться каждый день с болью в желудке. Вот что я хочу сказать тебе, Софи. Возможно, это звучит по-идиотски, но что-то в тебе очень напоминает мне покойного мужа. Знаешь, за что я влюбилась в Джимми и почему я до сих пор его люблю? За его умение радоваться. Этот человек умел быть счастливым, как никто в моей семье. Боюсь, мы иногда бываем жалкой компанией!