Юрген только кивал головой, не особо вслушиваясь в слова Фрике, и включился лишь тогда, когда тот сказал:
— Поэтому вам, фельдфебель Вольф, надо усилить разъяснительную и воспитательную работу…
— Есть, герр подполковник! — поспешил вскочить Юрген.
— Я рад, что вы все схватываете с полуслова, — сказал Фрике. — Да, в плане разъяснительной и воспитательной работы… Получите в канцелярии билеты на просмотр кинофильма. Ваше отделение, как лучшее в батальоне, идет в первую очередь сегодня вечером.
— Рады стараться! — бодро ответил Юрген.
То же прокричали ему и солдаты его отделения. Они соскучились по кино. Особенно приятно было, что — в первую очередь. На передовой до второй очереди дело могло и не дойти.
Вечером отправились строем в кино. Идти было недалеко, километра три, перпендикулярно Висле, в глубокий тыл. По дороге гадали, что будет на этот раз: «Император Калифорнии», «Титаник» или «Венская кровь»? Будь их воля, выбрали бы «Хабанеру». Цара Леандер — это что-то! Особенно на сон грядущий.
Под кинозал переоборудовали местную харчевню, поставили дополнительные лавки, натянули простыню на стену. Перед сеансом пустили по залу пивную кружку. Билеты были лишь пропуском, за просмотр надо было платить.
— Цойфер, — коротко сказал Юрген, когда кружка дошла до их ряда.
— Почему, как платить, так Цойфер? Это несправедливо, — попробовал возмутиться тот.
— А ты не воруй, — сказал Юрген.
— Вот именно! — добавил Клинк под общий смех.
— Лучше бы я вообще сюда не пошел! — продолжал трепыхаться Цойфер.
— Тебя не спрашивали, — отрезал Юрген. — Куда прикажу, туда и пойдешь, в кино, в атаку или на…
— Дорогой, мы в культурном месте, — остановила его Эльза.
— Все равно заплатил бы, потом, — объяснял между тем ласковым голосом Отто Гартнер, обнимая Цойфера за плечи, — а так кино посмотришь.
Цойфер, не переставая бурчать, достал «Гиммлера»,[5] бросил в кружку.
— Еще три, — сказал Юрген.
— Оптовая скидка, — проворчал Цойфер.
— Он прав, подлец, — сказал Отто Гартнер.
С Отто никто не спорил, ведь он был экспертом по черному рынку и, следовательно, по всем расчетам.
Погас свет, на импровизированном экране замелькали цветные кадры. Все радостно взревели: кино! сразу! без кинохроники! Появились титры: «Die Frau Meiner Träume».[6] Буря восторга. Марика Рёкк запела:
— In der Nacht ist der Mensch nicht gern alleine…[7]
— Еще как бывают! — не выдержал кто-то.
— О, Марика! О, Юлия! — неслось со всех сторон.
— Молчите, дрочилы! — крикнула Эльза. — Дайте кино посмотреть.
— Эй, механик, крути по новой! — заорал Клинк. — Девушка начало пропустила!
— Девушка нашей мечты! — поддержал его Отто Гартнер.
Насилу угомонились. Механик пустил фильм сначала. Смотрели молча, только иногда кто-нибудь шмыгал носом, узнавая, как ему казалось, родные места. Зато, когда закончилась последняя бобина, поорали вволю, постучали сапогами по полу. Все сразу достали сигареты и трубки, дружно закурили, во время фильма о куреве как-то забыли.
Вдруг вновь застрекотал аппарат, луч проектора прошил плывущий по помещению дым. На экране пошли черно-белые кадры хроники «Вохеншау». Шестьдесят две женщины и молодые девушки, изнасилованные и убитые русскими солдатами в Хеммерсдорфе в Восточной Пруссии. Почти все, сидевшие в харчевне, уже видели этот выпуск, но от этого их возмущение и ярость не стали меньше. После просмотра фильма они даже усилились. Вот что грозит всем немецким женщинам, их матерям, невестам, подружкам и сестрам, чей образ персонифицировался сегодня для них в лице простой немецкой[8] девушки Марики Рёкк с ее лучистыми глазами, веселой улыбкой, божественным голосом и крепкими ногами. Их пальцы шевелились, сжимая невидимое оружие. Они готовы были немедленно ринуться в бой. У Юргена не было необходимости заниматься разъяснительной и воспитательной работой.
Но вечер на этом не закончился. Солдаты выходили из харчевни, возбужденно обсуждая увиденное в хронике.
— Это дело рук банды Рокоссовского, — сказал кто-то.
— Все большевики бандиты, — раздался другой голос.
— Но у Рокоссовского воюют самые настоящие бандиты, убийцы и насильники, выпущенные из тюрем только для того, чтобы убивать нас, немцев, и насиловать немецких женщин, — сказал первый.
— Точно, штрафники, — встрял третий.
— Только с мирным населением и умеют воевать.
— Наши такие же трусы и воры.
Тут Юрген не выдержал:
— Но-но, полегче, товарищ, не свисти, чего не понимаешь.
— А ты кто такой? Ишь, недомерок, а туда же!
— Да это же штрафники! Гляди, без знаков различия!
— Ничейная команда!
— А у меня вчера шинель сперли. Не иначе как они!
— Ты на кого баллон катишь, фраер? — выступил вперед Зепп Клинк. В руке у него поблескивал нож.
Юрген вдруг обнаружил, что конец его ремня намотан ему на руку, а пряжка свистит в воздухе, образуя круг над его головой. Чуть поодаль изображает мельницу Брейтгаупт с доской от скамьи в руках. Нож Клинка быстро мелькает возле глаз солдат из других подразделений, заставляя их в ужасе отшатываться и отступать назад. Фридрих, Целлер, Гартнер, Тиллери, Блачек, — все держатся молодцами. Эльза поливает всех матом, выставив вперед руки со скрюченными пальцами: а ну попробуй подойти: зенки-то повыцарапываю! Даже Граматке разбрызгивает вокруг ядовитую слюну.
— Отходим! — скомандовал Юрген. — Эльза, Эбби, Цойфер, Киссель, Граматке — в середину. Остальные — в каре. Вперед!
— Отработали командные действия, — докладывал Юрген подполковнику Фрике на следующий день, — солдаты почувствовали локоть товарища в обстановке, максимально приближенной к боевой, обошлись без потерь.
— Не обошлись, — сказал Фрике, — вот рапорты. — Он потряс несколькими листами бумаги.
— Какие же учения без потерь, — меланхолично заметил Юрген и бодро: — Дальше штрафбата не сошлют!
— Солдат — да, — сказал Фрике, — на них и не пишут. А вот на их неизвестного командира с погонами фельдфебеля…
— Полагаю, мы должны провести служебное расследование, установить личность этого неизвестного фельдфебеля и примерно его наказать, — вмешался присутствовавший при разговоре Вортенберг.
— Несомненно, — ответил Фрике. — Приступайте к поискам немедленно, обер-лейтенант. Я составлю и подпишу соответствующее распоряжение и пошлю копию в штаб дивизии.
— Разрешите идти? — спросил Юрген.
— Идите, фельдфебель Вольф, и постарайтесь не попадаться на глаза… — Фрике усмехнулся, — обер-лейтенанту Вортенбергу.
Er war ein Spion
Это был шпион. Его задержали около полуночи. Он пробирался к Висле. Возможно, он случайно оказался в расположении их батальона. Но нельзя было исключать и того, что он нарочно выбрал для перехода их участок, надеясь на низкую дисциплину и безалаберность штрафников. Он ошибся. Дважды ошибся, потому что вышел прямехонько на Брейтгаупта.
Тот не дал ему уйти. Ему повезло только в одном — он подвернул ногу и упал, не в силах бежать. Раненого Брейтгаупт доставил в штаб. Со здоровыми разговор у него был короткий. Он был немногословен, Ганс Брейтгаупт, короткая очередь и — все.
Юргена разбудил Цойфер, обычный напарник Брейтгаупта в карауле. Он доложил о происшествии, пыжась от гордости, как будто это он задержал шпиона. Впрочем, по его рассказу так и выходило. Юрген быстро оделся, схватил автомат и поспешил в штаб.
Задержанного допрашивал лично подполковник Фрике, в комнате находились еще обер-лейтенант Вортенберг, писарь-стенографист и переводчик. Им всем пришлось прервать сон, но дело того стоило. Последние дни они все находились в тревожном ожидании, никто не сомневался, что наступление русских начнется в ближайшее время. Да и погода была как на заказ, ее так и называли: «русская погода». Это когда кажется, что хуже некуда, когда хороший хозяин собаку на улицу не выпустит. Вот тогда-то русские и переходили в наступление, подпускали огоньку. Наверно, они так грелись. По погоде они вполне могли начать этой ночью. Поэтому допрос нельзя было откладывать до утра.