— Что, друг, не идет рыбалка?
Илес повернулся к нему:
— А у тебя идет?
Сосед по острову вздохнул:
— И у меня пусто! Но у вас, я гляжу, рыба червя грызет!
Илисханов проговорил:
— Уж лучше не трогала бы!
— Ну не скажи! Если хватает, попадется! Хотя погодка сегодня для рыбалки, признаться, никакая! Может, ты неправильно наживу насаживаешь?
Илес подозрительно скосился на парня:
— По-твоему, ты один все правильно делаешь?
И насадил червей на крючок! Так, как его учили перед тем, как забросить на этот чертов остров.
Сосед оценил действия чечена:
— Беру свои слова обратно. С наживой порядок. Значит, поймаешь!
И неожиданно спросил:
— А вы издалека приехали?
Илес бросил взгляд на Юсупова, которого тоже насторожил вопрос неизвестного, но к которому они оба были готовы. Поэтому Илисханов произнес небрежно:
— Сами из Ростова, не из того, что рядом, а из того, что на Дону! Родственники у нас тут живут. Вот и посоветовали сюда съездить! Удовольствие, говорили, получите неописуемое, Волга – это, мол, не Дон, только я скажу тебе, парень, на Дону за все время, пока тут торчим, окуней натаскали бы уже с десяток! Хотя я не любитель рыбалки. Это брат, да, тот при любом удобном случае на реку, а я нет. Так, за компанию!
Сосед кивнул головой:
— Понятно! А я из Рачинска, Геной зовут!
Илес ответил:
— Очень приятно! А сюда на чем добрался?
Геннадий усмехнулся:
— Ясный палец, не на своих двоих. «Москвич» у меня на левом берегу реки. И лодка за рощей. Я ею только для переправы пользуюсь! А ловлю с берега! Вот так-то!
Геннадий посмотрел в сторону моста, на юг. Там небосклон вновь начали затягивать тучи. И ветер подул в лицо. Произнес:
— Быть дождю. Теперь уж точно быть.
И предложил:
— Может, поужинаем вместе, мужики? У меня самогончик имеется! Первачок, похлеще спирта. И закуски валом, баба на три дня собрала, а?
Илес взглянул на Мусу. Тот, забросив крайнюю левую донку, поблагодарил:
— Спасибо, земляк. Но мы, знаешь, не пьем. Да и спать ляжем рано. Тем более если дождь пойдет. Отдохнем, только вчера приехали. Так что ты найди себе кого-нибудь другого. И не обижайся. Пойми правильно.
Геннадий развел руки:
— Да какой базар, мужики? Нет, так нет. Какие могут быть обиды? Мое дело предложить, ну а ваше… Ладно, пошел я, на той стороне собутыльника поищу, а не найду, тоже не печаль. И один выпью. Удачной рыбалки!
— Спасибо, Гена! Тебе того же!
— Утром встретимся, пока!
Развернувшись, молодой человек пошел вдоль берега, обходя рощу, видимо, к палаткам, что стояли на другой стороне. Как только он скрылся, Муса сказал:
— Ничего странного в этом Гене не заметил, Илес?
Илисханов пожал плечами:
— Да нет. Парень как парень. Видно, любитель выпить. От него и при разговоре перегаром тянуло! Рыбак, одним словом, но на рыбалку, по-моему, больше ездит потому, чтобы одному вволю самогону напиться, дома, наверное, жена за это дело гоняет. У русских так – баба всему голова. А мужики, особенно в деревнях, рабочие ослы или пьянь беспробудная. Жил среди них, знаю.
— Хоп! Давай, заканчивай с донками, я в палатку, оборудованием и снаряжением займусь, пока не стемнело.
Муса скрылся в палатке, оставив продолжавшего проклинать рыбалку подельника на берегу.
Молодой же человек, представившийся чеченцам как Геннадий, обошел рощу, никого не призывая разделить с ним ужин, и также укрылся в своей палатке. Приоткрыв полог так, чтобы видеть соседей, достал из кармана портативную рацию. В эфир ушло:
— Кедр! Я – Рыбак! Прошу ответить!
Тут же:
— Кедр на связи, что у тебя, Рыбак?
— Пока все нормально. Объект контролирую.
— Как ведут себя клиенты?
— В общем, спокойно, но настороженно. В контакт вступили неохотно, от приглашения провести вечер вместе отказались, правда, вежливо объяснив причину отказа и извинившись.
— Чем занимаются сейчас?
— Один меняет наживу на снастях, другой, старший, в палатке.
— Твой второй номер на позиции?
— Так точно.
— Хорошо, Рыбак. Как только кавказцы начнут действовать, доклад мне!
— Я помню задачу, Кедр.
— Тогда до связи.
— До связи.
Отключив рацию и спрятав ее в кармане легкой куртки, капитан спецгруппы Управления ФСБ Геннадий Арбатов разложил посередине палатки клеенку, на которую выставил из рюкзака пластиковую полуторалитровую бутылку настоящего первача, хлеб, мелко нарезанное сало, луковицу, немного колбасы, пакет с вареной картошкой и комбинированный нож. Осмотрев стол, достал из потайного отсека рюкзака прибор, увеличенный в размерах диктофон, соединенный тонким проводом с микрофоном, представляющим собой удлиненный узкий стержень. Положил его на днище, выставив одним концом в специальное отверстие палатки у самой земли, направив на оранжевую палатку. Включил прибор, вставив в ухо беспроводной динамик размером с копейку и закамуфлированный под ватный тампон, настроил его так, что звуки в палатке чеченцев стали отчетливо слышны, привел в действие записывающее устройство. Накрыв прибор одеялом, капитан прилег возле клеенки, налил кружку самогона, сделал бутерброд и начал слушать то, что происходило на объекте, за которым ему было поручено вести тщательное наблюдение.
Естественно, чеченцы ни о какой прослушке даже не догадывались. Илес, покончив наконец с донками, вернулся в палатку, где Муса между тем разложил свой ужин. Немного жареной холодной баранины, лепешку и термос с зеленым чаем. Поужинали они быстро. Дольше пили чай. Илес достал из портсигара папиросу, показав ее Юсупову и предложив, вернее, спросив разрешения:
— Дернем по паре затяжек, Муса? Дурь отборная, из индийской конопли!
Юсупов прострелил взглядом своего единственного подчиненного:
— Ты в своем уме, Илес? Да от анаши по всему острову аромат распространится!
— Ну и что? Мало ли кто как кайфует? Сосед Геннадий самогон жрет, как и все остальные рыбаки, мы травкой балуемся. Кому до кого какое дело? Или тут менты пасутся?
Но Муса одернул напарника:
— Никакой травки! Дело сделаем, уйдем отсюда, дома хоть до чертиков обкурись своей дури! А сейчас нельзя. Запрещено. И спрячь подальше свой портсигар, пока он на дно реки не опустился!
Илес вынужден был подчиниться.
Допив пиалу уже остывшего чая, он откинулся на надувной матрас и уставился в потолок. О предстоящей работе не думал, так как она являлась его бывшей профессией, за исключением того, что надо было сделать под водой, но и об этом не хотел думать Илисханов. Сориентируется. Да и вообще, после размышлений о своей жизни и при явной недоброжелательности Юсупова, что диктовалось излишней нервозностью последнего, думать Илесу ни о чем не хотелось. Даже о тех деньгах, которые обещаны ему за работу. Раскумарился, и настроение поднялось бы, но Муса не дал. Испугался! Кого? Чего? Ну и черт с ним. Пусть один готовит снаряжение. Илес закрыл глаза и неожиданно уснул. Словно сознания лишился. И приснилась ему Наташа с трехлетним Русланом. Их небольшая, уютная квартира в Мурманске. Приснился парк, в котором они любили гулять по выходным, и кафе в нем, где Наташа всегда брала мороженое, а он бутылку пива. И было им троим хорошо. И были они тогда счастливы. Илес проснулся, увидев, что Муса продолжает убирать остатки ужина. Значит сон длился какие-то секунды, но успел вобрать в себя столько, что Илесу захотелось выть раненым волком! Настолько сильно пронзила его боль воспоминаний той прежней, светлой жизни, которая так внезапно и нелепо оборвалась из-за проклятой войны. Комок подступил к горлу чеченца, и он вынужден был подняться, прикурить обычную сигарету, чтобы дымом, если что, объяснить Мусе, отчего на его глазах выступили слезы. К тому же сигарета успокаивала. Юсупов не обратил на состояние подельника никакого внимания. Убрав тряпицу с крошками хлеба и чайник с пиалами, он достал из угла палатки сдвоенный ранец. Извлек из отсеков пластмассовые коробки. Осмотрел их.