— Билл, неужели ты веришь, — спросил как-то Мэрфи, прикинувшись чуть ли не единомышленником бывшего солдата, — что члены комитета, пусть их будет еще больше, в десять раз больше, могут заставить Америку покончить с войной во Вьетнаме?
— Нет, не верю. Это было бы нелогично, если бы я так думал.
— Тогда чего же вы хотите добиться?
— Видите ли, сэр, когда-то, еще учась в университете в Чикаго, я прочитал у одного ученого запомнившуюся мне фразу: «Человек — всего лишь тростинка, причем самая слабая в природе. Но… тростинка думающая». И вот мы, думающие тростинки, хотим стать частицей того движения, с которым уже не может не считаться администрация Вашингтона. Мы хотим, чтобы Америка ушла из Вьетнама, возместила этой стране хотя бы частичку того ущерба, который мы нанесли ей, — всего возместить мы не в силах, так много мы там наделали бед, — и, наконец, надо заставить наше правительство уважать право других народов жить так, как они хотят.
Доверчивый, не подозревавший, с кем имеет дело, он откровенно рассказывал, как постепенно зрело у него недовольство войной, каким путем попадают дезертиры в другие страны.
Правда, вначале, когда Мэрфи спросил его, как солдаты из Вьетнама попадают в Европу, Билл задумался: стоит ли раскрывать карты? Но его сомнения, колебания были слишком слабой защитой против методов опытного работника ЦРУ, сумевшего легко обмануть своего собеседника.
— Большинство дезертиров, — решился в конце концов Билл на откровенность, — покинули Вьетнам «Маршрутом восходящего солнца», — и, заметив удивление на лице Мэрфи, добавил: — Да, да, через Японию. Там действует японская антивоенная организация «Бэхэйрэн». Все заботы по переправке американских солдат в другие страны она берет на себя. Когда меня послали из Вьетнама в командировку в Штаты через Японию, я для себя решил, что назад не вернусь, дезертирую. Но не знал, как это сделать, а мое начальство само помогло.
«Смотри, Билл, — говорил мне майор, вручая документы, — будешь в Японии, не связывайся с людьми из «Бэхэйрэна», они ведут подрывную работу против нашего участия во Вьетнаме». Поэтому первое, что я сделал, прибыв в Японию, разыскал японских ребят, которые и помогли мне добраться до Швеции. Теперь уже тысячи таких, как я, находятся в Мексике, Голландии, Франции. Сейчас мы стараемся установить более тесные контакты друг с другом. Это очень нужно для борьбы с безумством. У нас хорошие связи с представителями Национального фронта освобождения Южного Вьетнама и Швеции, во Франции и других странах, где есть такие представительства. Вот посмотрите, — Билл порылся в карманах и достал значок Фронта освобождения, — я иногда надеваю его, потому что наши взгляды на войну во Вьетнаме совпадают с позицией Фронта.
— Значит, дезертировав из армии, вы не просто вышли из войны, но и зовете других последовать за вами?
— Так, сэр. Мы, я имею в виду наш комитет и организацию американских дезертиров во Франции, выпускаем газету. Она называется «Второй фронт». Ее тираж 25 тысяч экземпляров. Газету рассылаем солдатам на всех военных базах за рубежом. Вообще мы добиваемся того же, чего требуют честные люди Америки: не надо подталкивать нашу страну, которую мы любим, на край гибельной пропасти. Этого нельзя оправдать никакими, даже самыми громкими словами.
— Вот ты сказал «которую мы любим», а сам ведешь против нее подрывную работу. Как совместить это, Билл?
Джонс удивленно посмотрел на Мэрфи:
— Вы это серьезно или решили меня немного завести? Если хотите знать, то по-настоящему наше место сейчас там, дома. Там мы могли бы говорить народу настоящую правду о войне во Вьетнаме и вообще об опасности любой войны. Пожив здесь, мы многое поняли, и прежде всего то, что никакие океаны теперь не спасут Америку. И мы не хотим, чтобы Америку постигла участь Вьетнама. Не дай бог, чтобы это произошло. Боюсь, сэр, что нам не выдержать и десятой части его испытаний.
— Ну, это, Билл, ты слишком! Америка могучая страна. Ее силы огромны.
Джонс снова с удивлением взглянул на собеседника.
— Скажите, сэр, — спросил он, — как долго мог бы жить любой американский город, если бы его лишили электричества, супермаркетов и сервиса? Смогла бы Америка начать партизанскую войну, допустим, как во Вьетнаме или как было в России и Югославии? Жить в холоде и голоде, смотреть смерти в глаза и погибать? Вы думаете, мы смогли бы это вынести?