Абрамс задумался, видимо взвешивая все данные, которыми располагал.
— Корпус, состоящий из нынешних солдат, господин министр, — медленно произнес Абрамс, — не способен справиться с этой задачей, меня и весь наш штаб тревожат участившиеся случаи дезертирства, уклонения от соприкосновения с противником, неповиновение офицерам и прямые антивоенные выступления наших собственных солдат.
— Эта проблема, — сказал Лэйрд, — волнует и президента, и военные ведомства. Войска, прошедшие через Вьетнам, дают наибольшее число противников войны. А это может стать опасным вирусом для всех наших вооруженных сил. Еще никогда мы не сталкивались с таким фактором, как единое требование гражданских и военных кончать войну как можно быстрее и на любых условиях. Здесь, в этом кругу, я могу сказать: если нам не сделать решительных шагов сегодня, в следующем году президентские выборы приведут в Белый дом кого угодно, только не Ричарда Никсона. Отношение к вьетнамской войне стало самым сильным фактором в нашей внутренней политике.
— Да, и во внешней — тоже, — добавил посол Банкер.
— Совершенно верно, — согласился Лэйрд. — Переговоры в Париже производят такое впечатление, будто мы одни сидим за столом против всего мира. Глава нашей делегации рассказывал мне, что ему невозможно появиться где-нибудь в общественном месте, чтобы не столкнуться с открытым осуждением. А Ханой и Фронт освобождения, выдвигая, на наш взгляд, одно абсурдное требование за другим, набирают очки. Президент Никсон поступил очень мудро, выдвинув свою идею «вьетнамизации» и вывода из Вьетнама американских войск. Она сразу улучшила климат в мире, потому что мы выступили твердыми сторонниками прекращения войны. И хотя мы не назвали сроков ее окончания — этих сроков никто не знает, — мы сразу стали чувствовать, что инициатива снова переходит к нам.
— Опять-таки здесь, в нашем узком кругу, господин министр, — обратился посол, — как вы думаете реально укрепить режим генерала Тхиеу?
— Говоря откровенно, я не знаю. Оружие мы им дадим, но кто его будет держать в руках? Вот в чем вопрос, и вопрос очень непростой. Мы говорим о «вьетнамизации» войны, подразумевая под этим желание прекратить воевать за дела вьетнамцев руками американских солдат. Рассчитывали поднять дух американского общества, а вызвали еще более острую критику, чем президент Джонсон, начавший эскалацию. Старый Аверелл Гарриман, к которому Америка прислушивается, недавно выступил по телевидению и сказал, что эту войну выиграть невозможно. Мы можем придать ей еще более широкие масштабы, вплоть до вторжения в Северный Вьетнам, но все равно нас ждет поражение. Америка должна уйти из Вьетнама. И его слова сразу подхватили газеты и демонстранты. Горючий материал накапливается так быстро, что грозит опасным социальным взрывом, господа.
Через месяц, когда президент Никсон направил послание конгрессу, в котором настаивал на своем праве удерживать позиции во Вьетнаме, применять неограниченные бомбардировки Ханоя, если это будет необходимо, силой обеспечивать безопасность американских войск в Южном Вьетнаме, конгресс встретил его плохо скрытым недовольством. Сенатор Эдвард Кеннеди выступил в сенате с критикой в адрес Никсона:
— Вместо того чтобы принести наконец мир Америке, — сказал он, — президент своей «вьетнамизацией» готовит ей новые испытания, втягивая в новые сомнительные операции. Мы должны твердо сказать: только мир путем переговоров — и никаких военных авантюр!
Сенатор Томас Иглтон внес в конгресс еще одну резолюцию об ограничении прав президента США вести военные действия за границей.
Помощник президента по вопросам национальной безопасности Генри Киссинджер, внимательно следивший за развитием обстановки в стране, решил, что настало время менять старые методы дипломатии. Нужны динамичные и ошеломляющие шаги, которые склонили бы чашу весов в нужную сторону. Долго рвавшийся играть ведущую роль в определении американской внешней политики, обуреваемый непомерным тщеславием и верой, что ему предназначено самой судьбой стать провозвестником новой роли Америки в мире, попросил аудиенции у президента.
— У меня, господин президент, дело чрезвычайной важности и — пока — высшей конфиденциальности, — сказал он по телефону.
— Что за таинственность, Генри? — спросил президент, встретив бывшего профессора, посвятившего себя борьбе с коммунизмом на внешнеполитической арене.
Сын еврейских изгнанников из гитлеровского рейха, Киссинджер тем не менее сожалел, что Гитлеру не удалось сокрушить коммунизм. И он делал все, чтобы самому наносить по нему свои удары.