— Мальчики, — вмешалась в разговор Джоан, — кончайте свои мировые проблемы и давайте ужинать. Не судите хозяйку слишком строго, а судите за все недостатки стола хозяина: предупреждать надо, что придешь домой с друзьями, — обняв мужа, с улыбкой говорила Джоан.
— Заранее сердечно благодарим за радушие в этом доме, — сказал Джо Сандерсан, — а в первую очередь благодарим тебя, Джоан, за то, что, когда бы я ни появился в этом доме, я всегда ухожу отсюда с сожалением. Очень уж тепло и легко я чувствую себя у вас, как будто побывал у самых близких родственников.
За столом сначала немного выпили, закусили, шутили, но постепенно опять начинали говорить о наболевшем. И наконец, когда Джоан, разлив кофе, ушла из столовой, Ричард, став сразу очень серьезным, сказал:
— У нас есть сведения, друзья, что против завтрашней демонстрации будет применена сила. Полиции дано указание действовать против нее самым решительным образом. Завтра, когда колонны из разных районов столицы пойдут к месту сбора, руководители комитета будут находиться среди них и объяснять, как себя вести. Нам надо предупредить ветеранов соблюдать порядок, не поддаваться на провокации полиции. Понятна, Джо? — спросил Ричард Сандерсана. — Ты ведь будешь идти во главе колонны ветеранов.
— Яснее некуда. Много лет мы старались проводить во Вьетнаме кампанию умиротворения. Теперь то же самое начинаем испытывать на себе. Кампания умиротворения пришла в Америку. Это нас, друзья, будут умиротворять полицейские за то, что мы не хотим новых смертей для наших ребят во Вьетнаме.
— Ты Юджина не причисляй к себе, Джо, он человек официальный, ему не положено быть в рядах демонстрантов, — сказал Ричард.
Эти слова обидно резанули Смита. Значит, сидеть, разговаривать, осуждать войну он может вместе с ними, а быть на демонстрации — нет. Вроде бы ему не доверяют, он из других сфер. Это заметили и друзья Ричарда и как-то притихли, стушевались.
— Извините, я без всякого умысла назвал господина полковника, — стал оправдываться Джо, и это еще больше обидело Смита.
— Подожди, Джо, все принимать всерьез. Дик пошутил, он любит меня подначивать: говорит, полковник, тебе, говорит, то нельзя и это нельзя. Но он шутит. Мне все можно. Полковник я бывший, а ветеран до последнего дыханья. Так что и место мое среди ветеранов. Откуда ветераны начнут свой путь на Пенсильвания-авеню, Джо?
— Мы решили собираться небольшими группами на прилегающих к ней улицах. Если провести прямую линию, то как раз напротив Белого дома.
— Хорошо, оставь в шеренге ветеранов для меня местечко, Джо. Я буду вместе с вами.
Сказав это, Юджин увидел, как изменились, повеселели лица друзей Дика, и испытал такое чувство, будто оперся на плечо верного друга.
Скоро Джо, Юл и Пит простились и ушли.
— А теперь, — сказал Юджин, обращаясь к Ричарду, — я хочу сказать тебе, что вел ты себя не по-товарищески. Ты чуть не записал меня в предатели. Да будь я генералом, а не только бывшим полковником, я бы, сидя рядом с такими парнями, не решился отказаться пойти вместе с ними. Меня бы загрызла совесть.
— Подожди, подожди, Юджин, — перебил его Дик, — и извини. Понимаю, что вел себя глупо. Но скажи, почему ты все время говоришь, что ты бывший полковник? Что-то произошло?
— Произошло очень серьезное, Дик. Мне грозят большие неприятности.
— Вот видишь, а ты еще хочешь идти на демонстрацию. Этого только тебе не хватает для полного счастья.
— Именно этого мне действительно не хватает, чтобы почувствовать себя настоящим гражданином Америки, который смотрит чуть дальше того среднего американца, каким его рисуют для всего мира: семья, доллары, бейсбол, машина, телевизор после работы — больше никаких интересов. Что делается в мире, как живут другие — это все покажут на экране. Все знания и представления внедряют в сознание, как пилюли во время болезни. Только глотай.
— Так что же произошло, Юджин? — обеспокоенно спросил Ричард, увлекая его за маленький столик.
— Несколько дней назад мне позвонили из управления и пригласили явиться к шефу.
Юджин замолк, закрыл ладонью глаза, и вся картина разговора с шефом возникла перед ним.
Он приехал в управление уже ближе к полудню. В отделе секретарь начальника отдела на приветствие Смита ответил сухо, не поднимая головы. Обычно он был вежлив, проявлял уважение. Генерал, начальник отдела, всегда здоровался с Юджином, отпуская какую-нибудь шутку. Теперь он был хмур и серьезен.
— Господин генерал, не могу ли я получить у вас какую-нибудь информацию в отношении себя?
— Вы не по адресу обращаетесь, полковник, — суровым голосом произнес генерал, — вами теперь занимается непосредственно шеф. К нему вам необходимо обратиться немедленно. Извините, полковник, я сейчас очень занят.