Совсем с другой стороны взглянула на «мирный план» Никсона газета «Вашингтон пост»: «Президент не случайно выступил со своим заявлением перед визитом в Пекин. Это наводит на мысль, что китайские руководители вполне терпимо относятся к его политике, если не молчаливо поддерживают ее».
В Вашингтоне шла подготовка к поездке в Пекин. Никсон несколько раз встречался со специалистами по Китаю из государственного департамента. Они рассказывали ему о традициях, обычаях, культуре Китая, учили произносить самые простые фразы, пользоваться палочками для еды. Наконец, Никсон попросил достать для него стихи Мао Цзэдуна и даже выучил одну строфу о тереме, стоящем в горах и продуваемом ветром.
— Как держаться с председателем Мао? — спросил он. — Я надеюсь, мне предстоит с ним встретиться.
— О, тут вам нечего беспокоиться, господин президент. Вас приведут в залу, где будет сидеть Мао, окруженный любимыми конфуцианскими книгами. Судя по впечатлениям, которые получили все, кто встречался с ним в последнее время, физическое состояние его крайне тяжелое: речь бессвязная, скорее бормотание, потухший взор. Вас приведут не к политическому лидеру, а к богу.
— Но о чем же можно говорить с ним в таком случае?
— Он сам устами своей племянницы-переводчицы задаст вам вопросы. А ваши ответы ему проговорят в ухо, причем, может быть, совсем не то, что вы сказали.
В огромном президентском «боинге» где-то над Тихим океаном Никсон пригласил к себе в салон четырех самых видных политических обозревателей. Он хотел в их вопросах услышать, что их больше всего интересует, а в своих ответах, не рассчитанных для печати, дать направление будущим публикациям.
— Господин президент, — спросил представитель «Нью-Йорк таймс», — не чувствуете ли вы, что вам будет трудно дать ответ на вопрос, почему вы накануне своего визита в Китай отдали приказ о возобновлении бомбардировок Северного Вьетнама?
— Во-первых, господа, считайте, что на этом столе сидит «черная кошка», и все, что будет сказано здесь, — табу для печати.
Журналисты дали слово президенту, что ни одного слова не просочится в печать, но идеи, высказанные им, будут служить им ориентиром.
— В последние дни, — сказал Никсон, — у нас продолжались активные контакты с лидерами Китая. Когда я отдал приказ о возобновлении воздушного давления на Ханой, мы не услышали никаких возражений. Более того, у нас сложилось впечатление, что они всячески избегали каких-нибудь требований об изменении политики США в Индокитае в качестве условия нашей поездки в Пекин.
— Чем вы можете объяснить такое поведение, хотя, как вы знаете, в газетах они продолжают говорить о верности своим северовьетнамским соседям?
— Видимо, существенными переменами внутри руководства, разрывом с Россией. Возможно, они планируют в будущем опереться на экономическую помощь свободного мира. Но сейчас об этом говорить рано. Все будет зависеть от того, как сложатся отношения между нашими странами после визита.
— Вы не думаете, господин президент, что на пути к сближению находится еще один барьер — Тайвань?
— Думаю. Но при взаимной заинтересованности к сближению можно найти возможности и для его устранения. Если мы через десятилетия отчужденности сумели найти пути для встречи на самом высшем уровне, разве это не говорит, что нет таких трудностей, которые нельзя было бы преодолеть?
— Почему, господин президент, мы легко пошли на изменения своей позиции в вопросе о допуске Китая в ООН? Двадцать с лишним лет мы боролись с коммунистическими и нейтральными странами во имя того, чтобы не допустить Пекин в эту организацию, и вдруг такой резкий поворот?
— Не в традициях Америки, господа, цепляться за отжившие доктрины. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
— Будете ли вы обсуждать проблему Тайваня в Пекине?
— И проблему вьетнамской войны?
— Не спешите с вопросами, господа, сначала надо прибыть в Пекин, — улыбаясь, сказал Никсон. — А что мы там будем обсуждать, вы узнаете в свое время.
В Пекине тоже готовились к встрече с президентом Никсоном. Разрабатывался ритуал приема, обсуждалось меню торжественного обеда из тридцати блюд, с обязательным включением самых экзотических: суп из ласточкиных гнезд, акульи плавники, трепанги в соусе, подушечка верблюжьей стопы и на десерт — компот из засахаренных семян лотоса. Мадам Цзян Цин, супруга председателя Мао, играющая все более заметную роль в определении не только культурной, но и внешней, и внутренней политики, потеряла покой. Она хотела показать себя высоким гостям из Америки во всем величии — и как мудрого политика, и как реформатора национальных традиций. Последним словом и высшим достижением мировой культуры называла она свои революционные спектакли и особенно «Женский батальон». Она не могла простить Дэн Сяопину, к счастью, теперь заключенному в лагерь для перевоспитания лиц, «пробравшихся в партию, но идущих по капиталистическому пути», его гнусные выпады против нового направления в развитии культуры, открытого Цзян Цин. Это он сказал, что «великие революционные спектакли» Цзян Цин — «бредовое изобретение похотливой бабенки». И добавил: «Неважно, какого цвета кошка — черная или белая, лишь бы она мышей ловила».