Киссинджер и тут постарался доказать, что последнее слово осталось за ними. Он утаил, что представитель Ханоя, как назвал его помощник президента США, довольно резко прервал его тираду:
— Вы лжете даже самому себе, господин Киссинджер. Три месяца назад вы, я полагаю, были инициатором срыва соглашения, которое могло бы быть подписано еще в конце октября. Эти три месяца дорого стоили нам, потому что вы бросили против нас невиданную воздушную мощь, чтобы заставить нас просить у вас пощады. Вы, господин Киссинджер, и ваш шеф в Белом доме просчитались. Вам тоже недешево стоил этот нечестный маневр: Америка и весь мир настроены против вас. Не ваша добрая воля — у вас доброй воли никогда не было, — а воля нашего народа, воля американского народа и всего человечества посадила вас за стол переговоров…
В одиннадцать часов утра в большом салоне Дома международных конференций собрались участники заключительного акта переговоров, продолжавшихся здесь, в Париже, почти пять лет. Они шли на суровом фоне войны и звучали то драматически, то трагически. Иногда актеры с берегов Потомака пытались превратить их в недостойный фарс. Много было произнесено речей за эти годы, обойдено подводных опасностей, сказано справедливого и обидного, угрожающего и примирительного, разумного и авантюристического. Когда-нибудь историки вернутся к этим годам и проследят шаг за шагом все, что происходило на авеню Клебер, и, несомненно, не оставят без внимания последний день, перед закрытием занавеса.
За круглым столом занимают места министры иностранных дел ДРВ, Временного революционного правительства Республики Южный Вьетнам, Соединенных Штатов и сайгонского режима. Здесь же находятся послы Венгрии, Польши, Индонезии и Канады — государств — членов Международной комиссии по контролю за выполнением Парижского соглашения. Подписываются дополнительные документы о выводе в двухмесячный срок всех американских войск и частей их союзников, о начале, уже на следующий день, разминирования Соединенными Штатами территориальных вод Вьетнама. Устанавливается трехмесячный срок для подписания двустороннего соглашения по внутренним вопросам между двумя правительствами Южного Вьетнама.
Но в те самые часы, когда в Париже подписывалось соглашение о прекращении войны, в Южном Вьетнаме война гремела особенно громко. Все части бросил генерал Тхиеу в наступление, стремясь расширить контролируемую им территорию. Мощную поддержку оказывали ему военно-воздушные силы США. 27 января, в день подписания соглашения, американские бомбардировщики наносили удары по семидесяти районам Центрального плато, а также по недавно оставленным базам в районе Дананга, Куангчи, Биндине, в дельте Меконга и в зоне дороги номер тринадцать.
И все-таки мир торжествовал, это была его победа.
Ликовал Ханой. Все эти годы народ жил сурово, никто не обещал быстрого облегчения после войны, но сознание, что величайшим напряжением сил, опираясь на мужество и героизм армии и тыла, на помощь друзей, удалось сломить самого сильного врага, какой когда-либо был у Вьетнама, радовало и вдохновляло. Покончено более чем с вековым пребыванием чужеземных войск на вьетнамской земле, сказал генеральный секретарь партии коммунистов. Он с горечью говорил о том, какие невиданные испытания выпали на долю народа: «Война отбросила нашу слабую, сделавшую лишь шаг вперед экономику более чем на десяток лет назад. Наряду с материальным ущербом война вызвала также и другие тяжелые последствия, для преодоления которых потребуется довольно длительное время».
Многолюдные митинги проходили в Москве и других городах Страны Советов. То были митинги дружбы с победившим народом и гордости за эту победу. И всюду были лозунги: «Мы поможем возродиться тебе, Вьетнам!» Проездом из Парижа в Ханой в Москве остановился член Политбюро ЦК партии, специальный советник вьетнамской делегации на четырехсторонних переговорах Ле Дык Тхо. Он встретился в Кремле с руководителями партии и правительства и получил глубокое заверение, что как в годы войны, так и в годы мира советские люди будут рядом с Вьетнамом.
Шумела, публикуя самые противоречивые мнения, мировая печать.
«Вы спрашиваете, что я чувствую? — ответил бывший солдат Джордж Кеннет. — Война была страшным кошмаром. Что думает человек, которого только что отпустил кошмар? Он думает: «Слава богу, что все это кончилось. Но я не побегу на улицу плясать и кричать аллилуйя. У меня вытравили из сердца радость. Может быть, оно когда-нибудь отойдет, станет мягче, но сейчас передо мной слишком ярки воспоминания о кошмарных днях в дельте Меконга», — еще раз повторил он, заправив под ремень пустой рукав куртки.