Пробелы в обучении войск в мирное вре мя привели к цепи поражений в ходе военных действий. Нельзя не согласиться с мнением, которое неоднократно можно было слышать в русской военно-научной среде спустя некоторое время после кампании в Крыму. Оно в своем большинстве, трезво оценивая происшедшее, сводилось к тому; что «…печальна будет участь тех войск, которые вздумают начинать, а не оканчивать свое военное образование на полях битв; которые будут рассчитывать на войне исключительно на храбрость и сверхъестественные усилия».{546}
Современные американские военные считают, что большая часть ошибок, приведших к поражению русских, лежала в основе самой русской военной системы. Это. прежде всего, абсолютное, возведенное до мифологизации, презрение к превосходству огневой мощи и расчет на штыковые атаки для достижения победы. Увы, но панегирик «русским штыковым атакам», не мог компенсировать неумение воевать в условиях нового периода военного искусства. Горький опыт Крымской войны, которым, казалось, получил трезвую оценку со стороны ее участников в первые десятилетия после ее окончания, вскоре трансформировался в банальное забытье. В какой-то степени этому способствовали победы, пусть и достигнутые большой ценой, в войне с Турцией 1877–1878 гг. Недоверие к военному образованию и полагание на практический опыт, привело к тому, что военная школа России рабски преклонялась перед выдвинутыми Жомини принципами генеральных сражений и массирования сил, которые к середине XIX в. уже в большей степени себя изжили. И самое страшное, утверждают заокеанские коллеги, и в чем трудно с ними не согласиться: назначая старших военачальников по принципу знатности и придворных связей, а не собственно военной компетенции, система привела к тому, что отважные (именно так говорят американцы!) солдаты были посланы в бесполезную резню глупыми (и так тоже они говорят!) генералами.
Даже если военачальники и следовали принципам, воплощенным позднее генералом М.И. Драгомировым в своем, или приписываемом ему; девизе: «На смерть идут у того, кто сам ее не сторонится», это еще не означает, что подобное массовое жертвоприношение было оправданным. Тем более, что среди трезвомыслящих военных той эпохи военная мысль Драгомирова ассоциировалась с весьма высокой ценой — «…грудами человеческого мяса, потоками человеческой крови».{547} В советское время некоторые преподаватели тактики в военных училищах преподносили курсантам как аксиому — «В хорошей армии героев нет». Их нет не потому, что все солдаты и офицеры в своей массе трусы, а потому, что в их подвигах нет необходимости по причине всесторонней подготовки и тщательному планированию военных операций на разных уровнях. А.В. Суворов был прав, говоря, что «каждый солдат должен знать свой маневр». При Черной речке не то что солдаты — большая часть офицеров не была посвящена в планы командования. И действовали они, соответственно, по ситуации, а не по диспозиции. Вспомним хотя бы, что в 5-й дивизии построение частей было доведено до полковых и батальонных командиров уже перед началом атаки.
Крымская война — одно из лучших подтверждений вышесказанного. Изучая ее ход, лишний разубеждаешься в правоте седых полковников-преподавателей, за плечами которых была не одна война. При правильном использовании войск, знании своего дела, не было нужды гонять пехоту в лихие штыковые атаки на закрепившегося и организовавшего прочную оборону неприятеля. Оставим рыдания от восторга женщинам, а восхищение генералами, устилавшими крымскую землю трупами «чудо-богатырей» после «молодецких» атак, авторам прошлым (например, Дубровину) и авторам современным (например, Шавшину и Иванову). Все они забывают о главной цене подобных действий — человеческих жизнях, которая меры не имеет.
Если один из таких генералов ходил по севастопольским траншеям и не пригибал свою генеральскую голову под неприятельскими пулями — это его личное дело, но то, что он заставлял не пригибать головы и солдат — это уже не просто тупость, глупость и самодурство облаченного властью индивидуума, это — деяние, граничащее с преступлением.
Военные круги России чрезвычайно скептически оценивали состояние управления войсками. Именно ему, а не лепету о призрачном численном превосходстве, они считают обязанными поражения во всех без исключения полевых сражениях. При этом, говоря о том, что «…в траншеях сухопутные войска вели в большинстве случаев бой самоотверженно», то в сражениях вне крепости, в попытках победить союзников Крымская армия потерпела «…два тяжких поражения: 24 октября 1854 г. под Инкерманом и 4 августа 1855 г. на Черной речке».{548}