Богданович также не соглашается с оправданиями Горчакова и категорически не приемлет попыток главнокомандующего свалить всю вину на Реада: «На основании донесения о деле на Черной князя Горчакова, все дело было испорчено преждевременною атакою генерала Реада, который не понял полученного им приказания. Но точное исполнение приказаний обеспечивается, паче всего, их определенностью. Генерал Реад, получив приказание: «начинать», весьма естественно спросил: “что начинать?” — Этот вопрос остался без разъяснения. Если в чем можно винить Реада, то вовсе не в том, что он не разгадал мысли главнокомандующего; гораздо справедливее поставить ему в укор атаку сильной неприятельской позиции полками 5-й дивизии порознь, одним вслед за другим, что напрасно подвергло их страшной потере. Впрочем, такое неискусное употребление войск, наступавших без всякой взаимной между собой связи, видим в продолжение всего боя: сперва была введена в огонь 12-я дивизия, несколько позже — 7-я; затем следовали, одна после другой, атаки Галицкого, Костромского и Вологодского полков, и наконец — трех полков 17-й дивизии. Войска дрались храбро; начальники их не щадили себя; но все их подвиги, не будучи направлены к общей цели, были напрасны».{575}
Подведем итог всему вышесказанному. Попытаемся выделить общие причины, которые привели к поражению русских войск в сражении на Черной речке, на них указывают все исследователи:
1. Отсутствие четкого плана сражения и неопределенность главного направления действий;
2. Отсутствие скоординированности в действиях войск. Сражение распалось на отдельные эпизоды, которые не были связаны между собой ни по ситуации, ни по времени. Явная децентрализация командования русскими войсками, приведшая к «ослаблению единства силы».{576}
3. Слабость артиллерийской поддержки атакующей пехоты;
4. Плохая организованность марша, отсутствие должной рекогносцировки путей выдвижения;
5. Тактические ошибки непосредственных атак (прежде всего — ввод в бой по частям);
6. Опоздание выхода резервов.
И еще — полное несоблюдение элементарной секретности, в результате чего планы русского командования стали известны союзникам, что позволило создать условия, которые они смогли навязать Горчакову. Как результат: удар был нанесен именно туда, куда хотели французы и где, соответственно, они создали все условия для его отражения.
Знала ли история впоследствии что-либо подобное сражению на Черной речке? К сожалению, — да, и притом неоднократно. Почти скопировано с него одно из первых столкновений Гражданской войны в США — сражение при Бул-Ране летом 1861 г. Федеральные войска под командованием генерала Мак-Дауэла не только совершенно аналогично с русскими атаковали укрепленные южанами гребни высот, но и вводились в бой бригада за бригадой: «Фронтальные атаки против хорошо укрепившейся пехоты, как наглядно продемонстрировало это первое крупное сражение гражданской войны, граничили с самоубийством, хотя воюющим генералам это еще предстояло осознать. Кроме того, северяне, очевидно в силу необученности взаимодействию в составах бригад, наступали разрозненными силами. Как считал генерал Джонстон, именно этот их образ действий явился одной из главных причин в первом поражении при Бул-Ране»,{577}
Протрезвление Крымской войной, наступившее у нас сразу же после её окончания, к сожалению, было недолгим. Начавшиеся было реформы военного образования, сближения его с поенным опытом, которые проводились Академией Генерального штаба, оказались очередной кампанией.
Мы же теперь не имеем право закрывать глаза на события истории (и не только военной), даже если они и не принесли славы русскому оружию. Опыт, пусть даже горький, — это все же опыт. Как бы то ни было, поле этого сражения — это в большей степени поле славы, поле чести русского солдата, а не поле позора. Никакие просчеты командования, его ошибки, порой граничившие с глупостью, не могут очернить доброе имя основной массы безропотно исполнивших долг защитников Отечества. При всей нераспорядительности начальников, бестолковости управления, ни один из полков не оставил поля боя (как это было при Альме). Наоборот, каждый из них, идя па склоны Федюхиных высот, заваленные телами убитых и раненых в предыдущих атаках, стремился выполнить свой долг. Да, были ушедшие, были малодушные (а в какой армии и когда их не было?), но не было массового бегства, паники, потерн управляемости. Это сражение еще раз доказало, что «…русскому солдату нельзя отказать в храбрости. Вся военная история доказала, что русский солдат храбр»{578}