Ключевая позиция русской обороны пала не сразу. Французам пришлось отражать несколько яростных контратак защитников Севастополя…
РУССКИЕ КОНТРАТАКИ В НАПРАВЛЕНИИ МАЛАХОВА КУРГАНА
После того как Малахов курган был окончательно захвачен французами и очищен от последних оказывавших сопротивление защитников, русские предприняли несколько попыток вернуть его.
Хотя французам и удалось взять очень быстро передовые линии укреплений, призрак близкой победы внезапно начал ускользать от них. Очнувшись, загрохотала русская артиллерия. Огонь пехоты, пересидевшей наиболее опасное время бомбардировки в укрытиях, а теперь покинувшей их, был открыт с самых близких дистанций. Теперь и неприятель начал нести потери. Одним из первых был ранен генерал Воске. Первые минуты боя именно его спокойствие и распорядительность, с которыми он, сохраняя «…совершенное спокойствие и хладнокровие» отдавал приказы, давали французам удерживать инициативу за собой.{734} Вскоре осколок разорвавшейся позади его штаба гранаты вошел ему в правый бок. Немного постояв, генерал побледнел и упал на руки своего адъютанта Боше.{735} Это ранение не дало генералу долгой жизни, став причиной его ранней смерти в 1861 г. Первое чувство, охватившее его штаб — был шок. Все понимали, насколько зависело взятие крепости от умелого командования, бывшее в руках столь умного и расчетливого военачальника, которым проявил себя в Крыму Боске. И он сделал все, чтобы сохранить управляемость ходом боя: «…Какое тяжелое чувство среди нас! Потеря такого командующего может помешать успеху! Смелый раненый был еще в силе справляться обо всем, предупредить генерала Пелисье, находящегося на Зеленом холме, чтобы тот заменил его. И только намного позже, когда силы его вдруг покинули, он позволил унести себя с поля брани».{736}
Сопровождавший раненого генерала капитан Боше был у ужасе от увиденного на обратном пути к своим линиям. Панорама, где «…мертвые и раненые лежали грудами на нашем пути», сменилась узостью траншей, которые были настолько «…загромождены… мертвыми и ранеными», что по ним можно было передвигаться с большим трудом.{737}
Но было не до сантиментов. Тот кто рисковал выйти наверх, не желая наступать тяжелыми ботинками на тела мертвых и раненых, тут же попадал под дождь пуль и осколков, и мог быстро присоединиться к компании покойников,
Еще недавно крушившая русские позиции союзная артиллерия сама попала под ответный удар. На глазах выносивших Боске офицеров, «…хорошо оснащенная артиллерийская батарея, направленная к городу, была почти уничтожена».{738}
Если 1-му полку зуавов и 7-му полку линейной пехоты удалось сравнительно легко ворваться на бастион, то 61-й линейный полковника де Таксиса добирался к кургану уже под ураганным огнем русской пехоты и артиллерии. Потери полка были большие. В день штурма полк оставил на склонах Малахова кургана 34 офицера и 286 сержантов и рядовых.
В № 12 за декабрь 1871 г. журнала «Военный сборник» была помещена статья отставного штабс-капитана Люблинского пехотного полка Корвин-Павловского под названием «Записки Севастопольца».{739} В этой статье автор как очевидец описывает взятие французами Малахова кургана. Появление этой статьи вызвало бурное возмущение среди участников последних боев за крепость, особенно защищавших непосредственно Малахов курган. Корвин-Павловский утверждал, что Малахов курган не был отбит назад немедленно лишь потому, что его рота, находившаяся, якобы, на земляных работах в минных галереях, оказалась заблокированной в них. Притом заблокировал их не противник, а собственные русские солдаты из какого-то неизвестного ему полка, в панике забежавшие в нее, удирая с позиций на кургане, и никакие уговоры и напоминания о воинском долге не могли заставить их покинуть укрытие. По его словам, находившиеся в панике, полностью деморализованные солдаты принадлежали Брянскому генерал-адъютанта князя Горчакова полку, который был незадолго до начала штурма отправлен генералом Хрулевым на бастион из резерва.