Отойдя на вторую линию, казанцы продолжали удерживать батарею. В этом им помогли своевременно подошедшие на Корабельную сторону, направленные туда начальником гарнизона с Городской стороны Костромской и Галицкий егерские полки, «…которые, расположись за второю линией, правее Малахова кургана, вместе с Казанским полком остановили неприятеля».{747}
Казанцы понесли большие потери. Были убиты поручик Степанов, прапорщик Кедров. Из всей команды штуцерных не были ранены лишь трое (штуцерные Чернов, Шорохов и Чеснович).{748}
В 4 часа к егерям на батарею прибыл адъютант главнокомандующего с приказом «…удерживать батарею до 7-ми часов вечера, а тогда отступать по траншее на батарею Будищева (3-го бастиона), откуда, оставаясь в арьергарде, отступить на северную сторону».{749}
Окрыленные успехом казанцы не поверили присланному офицеру. Князь Гинглят отправил вместе с адъютантом прапорщика Степового для подтверждения полученного приказа. Последний вскоре прибыл, приведя с собой две роты Курского ополчения, и подтвердил услышанное ранее. «К вечеру огонь со стороны неприятеля утих, и мы в назначенное время отступили благополучно; французы нас не преследовали; затем, оставаясь в арьергарде, из Корабельной отступили последними».{750}
БОЙ ЗА 2-Й БАСТИОН
Это — третий из главных эпизодов борьбы за Севастополь и он мало чем отличался от происходившего на главном пункте российской обороны: «Ровно в полдень дивизия Дюлака в составе 12-ти батальонов, числом до 5000 человек, двинулась на штурм 2-го бастиона. Впереди шла бригада Сен-Поля».{751}
Повторялось в точности произошедшее на Малаховом кургане. Личный состав был отведен с бастиона для отдыха и приема пищи, «…нижние чины, истомленные продолжительным ожиданием штурма, сойдя с банкетов и, укрывшись по возможности от сильной канонады, ели кашу».{752}
Генерал Сабашинский в это время, говорил с капитаном генерального штаба Черняевым, присланным на 5-е отделение генералом Хрулевым с предложением сменить 4-ю дивизией 8-ю дивизию, чтобы дать последней сколько-нибудь отдыха. Сабашинский отказался от предложения и сказал Черняеву: «Ни за что не расстанусь с моею 8-ою дивизией, давайте лучше закусим».{753}
В это время раздался сигнал тревоги и почти одновременно с ним французские пехотинцы броском преодолев «… шагов 30 или 40, перескочили ров, почти совершенно засыпанный, мгновенно ворвались в бастион и опрокинули бежавшие врассыпную им на встречу Олонецкие батальоны».{754}
Бригадный генерал Сен-Поль практически не закрепившись на батарее, начал преследовать остатки Олонецкого полка, уходившие в Ушакову балку. Неприятель почти достиг батареи Генериха. Но вновь сработала способность русской пехоты в критические моменты действовать с отчаянной самоотверженностью: «В эту самую минуту, заведовавший инженерными работами на 5-м отделении 3-го саперного батальона капитан Лебедев, собрав остатки Олонецких батальонов и несколько саперов, атаковал Французов. Майор Ярошевич с батальоном Белозерского полка и сам генерал Сабашинский, взяв из резерва батальон Кременчугского полка майора Вакгаузена, ударили на неприятеля, который между тем, успев заклепать ближайшие орудия, покушался остановить наши войска, но был выбит из бастиона, потеряв до полутораста человек убитыми и ранеными и несколько офицеров пленными: в числе убитых находились полковники Дюпюи и Жавель и начальник штаба 4-й дивизии, подполковник Маньян. С нашей стороны тяжело ранены: майоры Ярошевич и Вакгаузен и капитан Лебедев».{755}
ПЕРВАЯ АНГЛИЙСКАЯ АТАКА: ОЧЕРЕДНОЙ ПРОВАЛ
Английская пехота изготовилась к атаке третьего бастиона примерно к 5 часам утра, когда штурмовые отряды первой линии, состоявшие в основном из рот Легкой и 2-й дивизий, заняли свои места в ближайших к русским позициям параллелях. Солдатам было приказано быть налегке. Никаких продуктов, никаких ранцев и другого имущества. Все это относилось к категории лишнего. Красный мундир, фуражная шапка, фляга с водой, ружье, штык и увеличенный запас патронов. Дополнительный боекомплект помещали в сухарные сумки. «Большой редан» возвышался в нескольких сотнях метров, воскрешая в памяти большинства английских солдат трагические события недавнего летнего штурма. Все повторялось. От неприятеля их отделяли не более 250 метров. Опытным британским пехотинцами было ясно, с каким яростным сопротивлением придется столкнуться. Сержант Тимоти Гоуинг очень хорошо передал ощущения солдат: «Часов до пяти утра я отдыхал; затем людей подняли по тревоге, и больше поспать не удалось. В то утро я написал еще несколько писем к родным тех несчастных, что выбыли из строя — многие навсегда — еще до рассвета».{756} Действительно, многие из тех, кому предстояло пройти через эти две сотни метров, понимали, что этот путь может стать их дорогой к Всевышнему. Мысленно они готовили себя к этому: «Да, сегодня погибнут тысячи (а мы, по слухам, окажемся в самой гуще боя), но это будет великий день. Да охранит меня рука Господня — Его заботам вверяю я свою судьбу. Признаюсь честно, какой-то тихий внутренний голос пророчит мне смерть — и, если так и случится, надеюсь встретиться с вами в лучшем из миров, где нет места войнам. Мне нечего больше сказать — будь что будет. Уверен, я до конца исполню свой долг перед Родиной и Королевой. В какой-то мере я даже рад, что этот день настал: мы ждали его долгие месяцы, а теперь еще до восхода солнца (сейчас оно только показалось из-за горизонта) Севастополь будет в наших руках…»{757}