Эти суда, которым мы с Сашкой дали название змеи, появлялись внезапно и всегда бесшумно скользили в небе, спускаясь вниз к самим кронам деревьев, зависая в широких долинах над горными реками, демонстрируя собственную быстроту, легкость при перемещении и внушительные размеры.
Вместе с этими змеями, там внизу в долине, где лежал наш город, вновь появился шум, который создавали огромные машины напоминающие наши экскаваторы только в десятки раз их превышающие, а может даже и в сотни. Их мы сумели разглядеть через бинокль, который в своих пустых брождениях обронил папа, и подобрал брат. Первый раз мы с Сашкой их увидели взобравшись на самый высокий и так сказать ближайший к нам хребет, густо поросший дубами, грабом, буками и даже пихтой. Одним своим краем он, степенно набирая в высоте, где-то в удалении вклинивался в небосвод скалистыми серыми башенками, издалека напоминая удивительный русский терем. Впрочем, с долиной, что соседствовала с нашей лачугой, этот хребет граничил именно лесистой своей частью. Сашка тогда выбрал самый крайний из дубов, необъятный в обхвате и такой высокий, вытеснивший под собой даже малую поросль, чьи изогнутые, наподобие корней, мощные ветви захватили, пожалуй, часть склона, не просто вытягиваясь вверх, в стороны, но и подпирая саму землю, а может всего только за нее придерживаясь. В мае месяце, покрытые жесткой, темно-зеленой листвой, его ветви плотно обвивали какие-то плетущиеся растения, также взбирающиеся по стволу, создающие на них точно плотные покрывала.
Брат залез на самую верхнюю ветку того дуба, балансируя на ней одной ногой, придерживаясь лишь левой рукой за ствол и слегка покачиваясь вниз-вверх. Он долго вглядывался в долину, где когда-то лежал наш город, а когда спустился ко мне, только тягостно качнул головой. В его карих глазах, чуть сбрызнутых сверху зелеными всплесками, стоял такой ужас, что я не решился его спрашивать… Сашка рассказал сам, позднее, очень коротко процедив, сквозь сомкнутые губы, что видел огромные машины которые перемалывали постройки, одновременно, вроде просеивая до состояния песка.
— Что, просеивая? — не понимая брата, спросил я… Однако он не ответил.
Машины инопланетян гудели в долине долго, может с месяц, а может и более того.
Мы это не знали, да и, перестав вести счет времени, за тем не следили. Точнее мы потеряли смену дней, недель и месяцев… Лишь отмечали для себя уход холода, наступление тепла, жары… Теперь мы все больше время уделяли тому, что стало простой необходимостью, а именно борьбой с голодом, так как принесенные запасы катастрофически быстро заканчивались.
Не умея толком ничего делать… Ничего не зная о том, как и, что сажать, выращивать, мы с трудом выживали. Находясь в основном на подножном корму, пробуя есть травы, коренья, насекомых, мы голодали… А голодая, думали только о еде, вставая утром, проживая день, ложась спать и даже во сне. Так как и сны нам с братом снились одинаковые, о том как мы сидим в нашей квартире за столом уставленном тарелками, блюдами с едой, а через широкое окно в кухню вливаются, наполняя его светом и теплом, солнечные лучи.
Глава вторая. Сашка
Брат считал меня неженкой, сначала величая «маменькиным сынком» потом «папенькиным недотрогой». Будучи старше меня на пять лет, он всегда говорил со мной грубо, не редкостью поднимая на меня руку, осаживая злыми словами, надсмехаясь и тем, как полагал воспитывал во мне мужчину. Но когда папа, притащив нас в лачугу, пропал, Сашка изменился, не просто повзрослев как-то сразу, в один день, что ли… Но и поставив своей целью накормить, обезопасить меня…
Брат не только упорно искал нам пропитание, но и делал все, чтобы научиться выживать в сложившейся ситуации. Впрочем, не редкостью прячась от меня, Сашка горько плакал и поднимая вверх голову, словно там в небесах его могли услышать, сбивчиво шептал: «Папа, папа, что же ты наделал. Оставил нас. Бросил. Как же я теперь, как Максим. Ведь мы ничего, ничегошеньки не умеем. Ты говорил, учись хорошо… И, что? Что теперь? Ни один предмет, ни алгебра, ни химия, ни история сейчас, когда мы оказались тут вдвоем нам не помогают выжить. Вся эта учеба оказалась пустой и никчемной потерей времени, не больше того».
Когда я случайно заставал его за теми взываниями, всегда торопливо опускался на присядки и замирал, не желая подать виду, что наблюдаю за ним. Осознавая, что брат приняв на себя заботы о нашем выживании, не зная и не умея это делать, очень сильно переживал, видимо, будучи не уверенным в собственных силах и возможностях.