Порывом ветра принесло запах костра. Он нагнулся и прошептал, словно опасаясь, что их услышат:
— Что тебе известно об этом парне?
— О ком?
— О вашем арендаторе. Йонни, или как там его.
— Он никаких проблем не доставляет. Работает, исправно платит за аренду… Не на что жаловаться.
Карл-Эрик задумчиво запустил пальцы в бороду. Казалось, он хотел возразить, но передумал, убрал ногу со ступеньки, достал фляжку и, не отрывая от Лив взгляда, сделал несколько глотков.
— Тебе стоит быть поосторожней с чужаками. Надо держать глаза и уши открытыми. И никому не доверять. Даже своим.
Лиам бежал напролом через лес. Луна скрылась за облаками. Ледяной дождь обжигал лицо, мокрые джинсы прилипли к ногам, затрудняя движение. Но несмотря на холод, Он весь обливался потом. Не в первый раз Габриэль бросал его посреди леса. Этот раз — точно последний, поклялся он себе.
Когда Лиам наконец достиг Кальбуды, поселок спал. Темные окна, тихие дворы. Но собаки почуяли его издалека и залаяли, то ли приветствуя, то ли предупреждая об опасности.
Мать ждала его в прихожей, будто и не спала.
— Господи, что случилось?
— Габриэль, — коротко ответил он. Этого было достаточно. Мать больше не задавала вопросов — не хотела ничего знать, хотя догадывалась: ничего хорошего. Она помогла снять мокрую одежду, дала махровую простыню, чтобы завернуться, отвела на кухню и приложила к губе замороженный лосиный стейк из холодильника. Лиам спросил о Ване, хотя уже успел подняться к ней и видел: дочка спит.
Мать разожгла камин, и он подсел поближе к огню — согреться никак не получалось. Что-то в его молчании и напряженном дыхании встревожило ее. Она встала за его спиной, обняла худыми руками и прижалась щекой к щеке. Лиам позволил ей это, хотя ему было больно от ее прикосновений.
— Габриэль забрал мою машину. Можешь одолжить свою? Мне завтра на работу.
— Да, конечно.
— Спасибо, — кивнул он.
— Помнишь, что я говорила? — шепнула мать Ты не обязан общаться с ним только потому, что он твой брат.
Посидев еще немного, Лиам пошел к Ване. Она спала, прижав к себе игрушечного кролика, который когда-то был его другом. Давно — в детстве, которого у него и не было из-за отца. Достал из шкафчика подушку, пару одеял и постелил себе на полу. Лежал и слушал дыхание дочери. Вспоминались все те черные дни, когда он не приходил домой или же приползал никакой из-за дури или бухла, а Ваня с матерью ждали, пока он очухается. Малышка так радовалась, когда он возвращался к жизни… Он давно уже не валялся в отключке целый день, сам укладывал Ваню и сам кормил ее, но ему все равно было стыдно. Он не заслуживает такой дочери.
Мысли не давали покоя. Ему могли позвонить среди ночи и потребовать товар. Он всегда встречался с покупателями на шоссе, никому не позволяя приходить к нему домой. Нельзя, чтобы это видела Ваня. Но и с этим теперь покончено. Клиенты быстро сообразили, что звонить надо не ему, а Габриэлю, который вел все дела, связанные с наркотой. День за днем Лиам пытался оборвать все нити, связывавшие его с прежней жизнью. Денег не было, но это не играло никакой роли. Грязные деньги всегда быстро утекали сквозь пальцы, и их вечно не хватало. Сам он тоже больше не принимал, только в тех редких случаях, когда надо было успокоить нервы.
И все равно он был в черных списках полиции и социальной службы. Последняя только и ждала, чтобы отнять у него Ваню. Если б не мать, ее бы уже забрали. Но мать была за него горой, хотя могла и подзатыльников надавать. Лиам не знал, откуда у нее берутся силы. Но даже мать не поможет, если правда о той ночи в Одесмарке всплывет. Тогда все будет кончено. Ваня вырастет без отца.
При этой мысли по щекам потекли слезы. Он молча плакал, зная, что на волосок от того, чтобы лишиться дочери.
Лив догадывалась, что ключ к тайнам Видара должен быть в его спальне, но не знала, где искать. Она с раздражением перебирала вещи покойного отца. Нет, не с раздражением — ей было неловко выдвигать ящики и рыться в их содержимом. Такое ощущение, что она делает что-то плохое, что-то запретное. Но все, что там обнаружилось, — это запас курительного табака, коллекция саамских ножей и наручные часы из нержавейки, которые отец давно уже не носил. Ничего она не найдет. Все, что, должно быть, представляло интерес, забрали полицейские.
В комнате пахло отцом. Сколько бы она ни проветривала, запах прочно засел в старых обоях. Набрав в ведро воды и щедро плеснув в него моющего средства, она принялась отмывать пол. И окно открыла нараспашку, чтобы в комнату проникал свежий запах леса.
За прикроватной тумбочкой она обнаружила завалившийся ежедневник в черной обложке. Ого… Свои ежедневники отец берег пуще глаза, никому не позволял прикасаться. Каждый год покупал новый, а старые хранил в запертом сундуке в подвале. Подростком она тайком заглядывала в его записи, но ничего интересного там не было, ведь и в жизни отца после смерти матери ничего не происходило.