Отложив мокрую тряпку, Лив принялась листать страницы, слыша протесты Видара в голове. Короткие предложения о том, что он сделал за день: подвез Лив на работу, закоптил лосося, починил решетку в сарае, забрал Лив с работы. Про «подвез» и «забрал» повторялось на каждой странице, все остальное вращалось вокруг этого. Бывали дни, когда Видар ничем больше не занимался. То и дело попадались записи, свидетельствующие о его маниакальной потребности контролировать все и вся, и в первую очередь ее.
Лив вышла из дома в 01:16, вернулась 04:32.
Лив на пробежке. Отсутствует три часа.
Велосипед Симона перед усадьбой Мудига в 21:22.
Лив вышла в 00:12, вернулась в 03:31.
Видел двух мужчин на участке в 02:13.
Прочитав последнюю запись, Лив вздрогнула. Волки… Видар говорил о волках, но не о мужчинах. Запись была датирована двадцать пятым числом — за неделю до того, как он исчез.
Выпустив ежедневник из рук, Лив ахнула. Как же она раньше не догадалась? Видар всегда награждал мужчин эпитетами — звери, собаки, стервятники, волки… За людей он их не считал.
Достав телефон, она начала было набирать номер Хассана, но потом передумала ему звонить. Она стыдилась записей отца. Слишком много подробностей они раскрывали об их никчемной жизни, о его безумии. Нет, его записи никому нельзя показывать.
Лиам проснулся от того, что над ним наклонилась Ваня. Ее лицо было так близко, что расплывалось перед глазами.
— У тебя черный рот, — прошептала она.
— Я упал и ударился.
— Ох, выглядит ужасно, папа.
Он осторожно коснулся губ. Кровь засохла, образовав корку на нижней губе. Попытался сесть, и голова отозвалась глухой болью. Все тело ныло.
Ваня положила ручки ему на щеки.
— Я подую?
— Давай.
Она набрала в грудь воздуха, словно собралась задуть свечки на торте. Лиам зажмурился, подставив лицо ее теплому дыханию. Сидел неподвижно и сдерживал подступившие к горлу рыдания. Что он скажет Нииле на работе? Как на него будут смотреть покупатели? Что, если его уволят?
С нижнего этажа донесся мужской голос, от которого оба вздрогнули. Ваня широко распахнула глаза:
— Это Габриэль!
— Похоже на то…
Прежде чем Лиам успел среагировать, Ваня бросилась к лестнице прямо босиком. Забыла, что ей не разрешается спускаться одной. С бешено бьющимся сердцем и раскалывающейся головой Лиам поднялся и потащился в туалет, где мать повесила его одежду на просушку. Плеснув в лицо холодной водой, нащупал в кармане пакетик, который дал ему Габриэль, достал таблетку, положил под язык и какое-то время стоял, опершись на раковину и собирался с мыслями.
Когда Лиам спустился в кухню, Габриэль сидел на отцовском месте. Энергия била из него ключом, заставляя воздух вокруг вибрировать. В комнате пахло вареньем. Мать держалась на расстоянии, словно Габриэль был диким зверем, а не ее собственным сыном. Зато Ваня сидела у него на коленях и вся светилась от радости.
Габриэль окинул Лиама взглядом — грязная одежда, разбитая губа.
— Оу! Похоже, тяжелая у тебя выдалась ночка, братишка.
— Что ты тут делаешь?
Габриэль накручивал растрепанную косичку Вани себе на руку и с вызовом смотрел на него. Травяной чай матери дымился в чайнике на столе. Рядом лежал домашний ржаной хлеб. Мать начала нервно накрывать на стол. Ее многочисленные цацки позвякивали, наводя на мысли о тюремных цепях. Потом она сказала, что ей надо к собакам, и поспешила удалиться. Габриэль, как когда-то отец, держал весь дом в страхе.
Едва за ней захлопнулась дверь, Габриэль жестом велел Лиаму садиться.
— Я не могу. Мне надо на работу.
Брат уткнулся подбородком Ване в макушку.
— Садись, говорю, — голос был спокойный, но глаза полыхали злобой.
Лиам бросил взгляд на часы. У него десять минут, не больше. Габриэль что-то прошептал Ване на ухо, отчего она рассмеялась и начала делать ему бутерброд, щедро накладывая сыра, колбасы и соленых огурцов. На столе лежала раскрытая газета, Габриэль подвинул ее к Лиаму и ткнул в заголовок.
— Пропавший человек найден в колодце, — почитал Лиам.
Комната зашаталась. Брат наклонился вперед, буравя его взглядом.