Симон повернулся к ней.
— Тут ничего нет. Пусто.
Лив охватило разочарование.
— У него должен быть другой тайник. Или он все-таки положил все деньги в банк. Но в это верится с трудом.
Видар никогда не доверял банкам. Говорил, что ценности нужно хранить в тайнике. Так безопаснее.
Симон сунул руку внутрь и провел по пустым полкам. Замер, когда что-то попало под пальцы. Выудил находку и поднес к свету. У Лив перехватило дыхание. Она снова ощутила запах свободы и вяленого мяса. Украшение потемнело от времени, но не было никаких сомнений, что это та самая цепочка с сердечком, которую когда-то вручил ей Юха.
— Что это? — спросил Симон.
— Это мое.
— А почему у деда в сейфе?
— Понятия не имею.
Она соврала. Цепочка была напоминанием о встречах с Юхой. О ее наивных планах взять деньги и сбежать, о юношеской глупости и роковом предательстве, которое невозможно простить. Вот почему Видар опустошил свой сейф. Несмотря на то что они никогда не обсуждали случившееся, он так ее и не простил.
В ушах звучали проклятия, когда она потянулась за цепочкой. Даже после его смерти она продолжала бояться отца.
В комнате отдыха персонала Лиам рассматривал дома, выставленные на продажу на сайте «Хемнет». Все они были ему не по карману. А в какую-нибудь развалюху он дочь привести не мог. Он мечтал о домике в лесу, желательно у воды и с собственным садом. Подальше от маминого вольера, Габриэля и прошлой жизни. Он бы приложил все усилия, чтобы найти общий язык с соседями, приглашал бы их на кофе и болтал о всякой чепухе, как это делают нормальные люди.
Ему только нужен шанс.
Новый телефон был больше старого, который разбил Габриэль. И картинки на экране были гораздо четче. Ниила через плечо Лиама увидел, что тот рассматривает.
— Дешевле купить землю и построить собственный дом, надо только знать как.
— Я совсем в этом не разбираюсь.
— Отец тебя не научил?
— Он умер, когда мне было тринадцать.
Отец учил его только ломать, но не строить. У них дома было много дыр в стенах, которые мать завесила картинами. Но он не мог рассказать об этом Нииле.
Ниила похлопал его по плечу, и Лиам оцепенел от такого проявления заботы.
— Я могу тебя научить, если захочешь. Я построил два дома — себе и брату. Это чертовски тяжело. Но ощущение гордости, когда дом готов, ни с чем не сравниться. Знать, что ты построил дом собственными руками! Это дорогого стоит.
Лиам сглотнул подступившие к горлу слезы. Он не привык, чтобы люди ему помогали, и не знал, что сказать. Сидел как придурок и пытался не выдать своих чувств. Наверное, Ниила это заметил, потому что больше ничего не сказал, только улыбнулся краем рта, подлил кофе и вернулся в магазин.
Спустя пару минут, едва Лиам положил таблетку на язык, раздалось пиканье электронного замка. Он решил, что это Ниила что-то забыл. Но в комнату отдыха вошла Лив Бьёрнлунд. Они уставились друг на друга.
— Кофе есть? — спросила Лив.
— Думаю, да.
Во рту появился горький привкус. Он поспешил проглотить таблетку и подавил подступившую к горлу тошноту. Телефон все еще лежал перед ним на столе, но экран погас. Можно не бояться, что она увидит, что он там рассматривал.
— Ты работать пришла? — Надо же было что-то сказать.
— Нет, Ниила думает, я пока не готова выйти на сцену.
— На сцену?
Лив села напротив. Она буквально тонула в красной фланелевой кофте, протертой на локтях, с темным пятном от кофе на груди. В ней она была похожа на маленькую девочку, облачившуюся в отцовскую одежду.
— Сцена — это касса. Ты разве не замечал? На тебя все взгляды обращены. А ты должен стоять и повторять одни и те же реплики изо дня в день.
Лиам моргнул. Оказывалось, не только ему показалось, что он играет роль на глазах у любопытных зрителей.
— Ага, понимаю, что ты имеешь в виду.
Лив улыбнулась. Пряди волнистых волос падали на лицо, глаза сияли. В ней все еще угадывался ребенок, хотя жизнь сложилась не лучшим образом.
— Я зашла передать Нииле кое-какие бумаги, — сказала она. — Он настаивает, чтобы оформить мне больничный.