— Ты бы предпочла работать?
Она пожала плечами.
— Тут по крайней мере можно узнать все слухи. Трудно сидеть дома и гадать, что происходит.
— Вот именно — слухи. Мелют всякую ерунду, — возразил Лиам. — Ты ничего не пропустила.
Склонив голову, Лив внимательно посмотрела на него:
— Можешь рассказать, что ты слышал?
— О чем?
— О папе, обо мне. Я знаю, что люди болтают. Все строят свои теории о том, что произошло. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.
Лиам глотнул кофе и бросил взгляд на часы. У него три минуты до окончания перерыва.
— Я не слушаю сплетни.
— Да ладно. Не надо меня жалеть. Скажи правду. Они меня подозревают, да? Думают, что я убила собственного отца.
— На твоем месте я бы не слушал. Сплетни есть сплетни.
Она подняла на него глаза. В дневном свете они были такие ярко-голубые, что Лиаму больно было смотреть.
— Ты тоже думаешь, что это я?
Лиам поднялся и ополоснул чашку, чувствуя на себе вопрошающий взгляд. Она ждала ответа. Вместо ответа он улыбнуться ей через плечо. Улыбка была деланной. Его терзала совесть. По его и брата вине Лив теперь страдает. Они вторглись в ее мир, вызвав этот хаос.
Перед тем как выйти, он осторожно коснулся ее плеча и, прокашлявшись, нашел в себе силы сказать:
— Думаю, Ниила прав. Тебе лучше немного отдохнуть.
Но об отдыхе и речи быть не могло. Спасаясь от мыслей, Лив искала себе работу, хотя куда от них денешься — от мыслей-то. Прижавшись лбом к стеклу, она смотрела на то место, где росла рябина. Ветки с нераскрывшимися почками валялись на траве. Она сожжет их, а пень выкорчует вместе с корнями. Все эти годы ей хотелось сделать это.
В доме пахло мылом и хлоркой. Чистый пол сиял в лучах солнца. Дверь в комнату Видара все время была открыта, как и окна на первом этаже. Весенний ветер выдувал из дома запахи старости и сырости. Всю одежду Видара она собрала в кучу во дворе — фланелевые рубахи, флисовые куртки, пожелтевшие подштанники и дырявые носки. Все это она тоже сожжет. Очистительный огонь уничтожит воспоминания о прошлом.
Со второго этажа раздался звонкий смех Фелисии. Лив думала, что Симон не даст ей выкинуть вещи деда, но сын не сказал ни слова. Наверное, понимал, почему она так делает. Скорее всего, ему будет легче дышать без этого хлама. А может, он просто ничего не заметил, увлеченный девушкой с синими волосами.
Смех напомнил Лив о ее собственном одиночестве, и чисто вымытый дом внезапно показался чужим. Перед треснутым зеркалом она сполоснула подмышки холодной водой, причесала волосы пальцами и пощипала себя за щеки. Потом крикнула детям, что пойдет на пробежку. «Пока», — раздалось в ответ. Им не терпелось остаться одним. Смех был слышен даже на улице.
Тропинка вела в лес. Зима уже отступила, повсюду журчали ручьи, птицы пели, не жалея голосов. Лив чувствовала, как солнце согревает кожу и пробуждает ее к жизни. Видар остался в прошлом. Всё, конец.
Конечно же целью ее пробежки был дом вдовы Юханссон. Она чувствовала потребность отвлечься. Но на середине болотца, через которое пролегал ее путь, что-то сверкнуло во мху, заставив замедлить бег. Какой-то металлический предмет блестел на солнце. Она подошла поближе, огибая кочки и поросшие мхом пеньки, и нагнулась. И у нее перехватило дыхание. Очки… Стекло треснуло, дужки погнуты, но это точно были очки Видара, без которых он почти ничего не видел. Лив подняла их двумя пальцами, большим и указательным, словно мертвого зверька, которого опасно касаться. Сунула в карман куртки и огляделась по сторонам, пытаясь найти объяснение. Ничего такого… Мшистое болотце, до конца не оттаявшее, от земли поднимается пар. Она вспомнила, как Видар сидел с биноклем и смотрел в темноту, а потом сказал, что на участок забрели волки.
В паре метров она заметила следы квадроцикла — две черные колеи, исчезавшие между соснами. В другой стороне, метрах в пятидесяти, виднелась охотничья вышка. В ушах Лив прозвучало эхо выстрела. Она представила, как птицы взметаются с деревьев. Так все и было. Серудия права — здесь отец и погиб, на болотце, где растет морошка.
Какая ирония, совсем рядом с домом…
Она поежилась. Столько свидетелей было в момент его смерти. Нет, не людей… Вороны кружили над деревьями, жадно взирая на мягкие части — губы, глаза. Хищные звери принюхивались к свежему запаху крови… Может, потому его и сбросили в колодец? Чтобы не дать зверью растерзать тело на кусочки. Последний жест милосердия… Но кто?
Лив направилась к вышке, думая о том, что у Видара не было шанса, если стреляли оттуда. С кустов за шиворот падали ледяные капли воды, ноги разъезжались в грязи, но она этого не замечала. Пятьдесят метров, не больше… Убийца выманил его в лес в то утро. И Видар, сам того не подозревая, шагнул прямо в ловушку.