Маслюков искал талантливых людей и делал все возможное для того, чтобы они поднимались по служебной лестнице – от директоров предприятий и главных конструкторов и дальше вверх. Наверное, потому что во многом он вспоминал свой собственный опыт – бесценный советский опыт кадрового роста. Да, конечно, ему оказывалась определенная протекция, но это была протекция отдельного типа, та самая, которую можно сравнить с заботой любящего отца о сыне – не пристраивать в теплое местечко, где не дует и не каплет, но поручать самые важные и тяжелые задания и спрашивать строже, чем с любого другого, воспитывая понимание «если не мы, то кто?». И сам Маслюков как раз был из таких.
Он вообще очень бережно относился к кадрам. Здесь уместно вспомнить следующий момент: на закате советской эпохи много говорилось о борьбе с привилегиями, и одним из распространенных мотивов было осуждение так называемой номенклатуры, мол, если тебе повезло попасть в эту управленческую элиту, ты из нее уже не выпадешь, а разве это справедливо? Однако рациональное зерно в такой практике все же было. Представьте себе: человек годами учился, наращивал опыт, поднимался по служебной лестнице и в конечном итоге проявил себя как блестящий директор завода, попал в номенклатуру, его назначили заместителем министра – а он, как говорится, не тянет. В принципе, совершенно нормальная ситуация – у каждого из нас существует свой потолок, границы личной компетентности в той или иной области. И что же теперь делать – разжаловать неудачника в мастера цеха, разом похоронив все его прошлые заслуги? Нет, человеку подбирали аналогичное место директора завода, то есть именно такой участок работы, который наилучшим образом подходил ему по менталитету и позволял с максимальной отдачей использовать накопленный им опыт, знания и квалификацию на благо государства и общества.
Те, кто работал вместе с Маслюковым, среди его впечатляющих умений называли и способность формировать эффективные рабочие группы для выполнения какого-либо задания. Приходя работать на новое место, Маслюков практически не менял кадровый состав, все оставались на своих местах, за исключением случая, когда он стал первым вице-премьером, – тогда весь секретариат сменился. Однако ему удавалось таким образом реорганизовать и модернизировать структуру, что организация начинала работать совершенно по-другому. Юрий Дмитриевич действовал с удивительной прозорливостью, сделавшей бы честь любому психологу, при том что, разумеется, не имел никакого специального образования в этой области. Он просто внимательно изучал личные дела и пару-тройку раз беседовал с людьми с глазу на глаз. Системный подход и укоренившаяся с детства привычка уделять максимум внимания деталям позволяли сделать верные выводы о способностях потенциальных членов группы, а в результате все замечательно понимали друг друга с полуслова, при том что могли встречаться даже не каждый день, в коллективе не было ни единой распри, каждый раскрывался полностью и с максимальной отдачей.
Маслюков был человеком, ненавидящим беспорядок, – и здесь опять вспоминается Наполеон. Но Наполеон – великий разрушитель и обладатель гигантского эго. А Маслюков – великий созидатель и человек, начисто лишенный самовлюбленности, но отнюдь не самоуважения. Представить себе, что кто-то мог бы разговаривать с Юрием Дмитриевичем неуважительно, невозможно. Ходят слухи, что однажды на заседании Политбюро из уст Горбачева прозвучало нечто вроде: «Да что вы такое говорите, все должно быть не так, это бред какой-то!» Юрий Дмитриевич вспыхнул: «Это я говорю бред? Ну тогда сами разбирайтесь!» – на стол полетела папка с документами и очешник, который остановился прямо перед Михаилом Сергеевичем, после чего Маслюков повернулся и вышел из кабинета.
После этого Горбачев никогда не позволял себе даже намека на неуважительный тон в беседах с Маслюковым, тем более что идеи Юрия Дмитриевича он очень ценил – хотя, к сожалению, слишком редко, судя по результатам, следовал его рекомендациям. Но мнением дорожил настолько, что неоднократно, прочитав представленные ему записки, звонил глубокой ночью, чтобы еще раз проговорить все детали, убедиться в позиции Маслюкова и выработать собственную. Свою же точку зрения Маслюков высказывал всегда, невзирая на чины и звания собеседников, и делал это весьма аргументированно и очень конкретно, не испытывая никакой потребности разводить политесы. Лауреат Нобелевской премии физик Жорес Иванович Алферов вспоминал об одном из подобных случаев: