Я сказала Марлин, что папа был в порядке, и что он рассказал мне немного об управлении снами. Я объяснила, что он был поврежден во время освобождения Черной Жемчужины. Это потребовало объяснения о Совете Японии и о том, как они пленили древнего дракона в Аомори после Второй мировой войны. Она слушала, поджав губы, задавала вопросы, в основном, про Пон-суму и мятежников-хафу из Зеркала. Мачеха Кена, Мидори, жена главы Восьмерного зеркала, была обычной на вид, медиком, и она могла все время заботиться о папе. Марлин усиленно размышляла.
— Она — хафу кицунэ как Кен? Но она не может делать безумные иллюзии?
— Ага, — сказала я. — И она не боялась спорить с Советом.
— Как я.
— Хм-м-м.
Мне было не по себе от Марлин, решившей с кем-то бороться, особенно с Советом. Я стала описывать Дзунукву и Братьев-медведей, чтобы она знала, кто был в Портлэнде.
— Они — хафу?
— Ах… Я не уверена. Элиза, например, хафу кобольд.
— Что такое кобольд?
Я указала на ее телефон.
— Погугли, — Марлин погрузилась в исследование мифов и существ, как в кроличью нору. Она прикусила губу, мило щурилась, глядя на экран, из-за близорукости, и остаток пути я ехала в тишине. Мы миновали аэропорт и пересекли реку Сэнди по шоссе у памятника вьетнамским ветеранам. Эта часть земли между рекой Сэнди и Колумбией была зеленой, будто очищала. Я смотрела на темнеющий розовый свет на вершинах деревьев, стараясь не думать о том, что кто-то там ненавидел меня за то, кем я была, так сильно, что убил Дзунукву, чтобы выманить меня. Как можно было получить такую жуткую ненависть? Было больно думать о таком, но я не могла прекратить. Я словно теребила ноющий зуб языком.
Мы миновали табличку парка.
— К входу? — спросил водитель.
— Да, пожалуйста. Можете проехать к парковке?
— Как скажете, мисс. Рад выполнить, — у него был британский акцент, который стал заметнее за время наших встреч. Почему-то от этого я доверяла ему еще сильнее.
Мы следовали по дороге вдоль деревьев до ограды. Двое мужчин стояли у милой спортивной машины, которую точно опознала бы Марлин. Мы остановились с хрустом гравия, и я поняла, что у меня все еще не было денег.
— Оканэ ару но? — спросила я у Марлин.
Она закатила глаза и полезла за кошельком. Она вытащила купюры.
— Есть. Как ты вообще выживала в Японии без меня? Серьезно.
— Моя визитка, — сказал водитель. — Моя смена заканчивается, но мой кузен Ааби сменит меня.
Марлин взяла визитку и заплатила, а я выпрыгнула из машины.
Кен оставил Пон-суму и пошел ко мне. Темнеющее небо бросало тени на его глаза, скрывало выражение его лица.
— Я еще не видел тебя… — он закрыл рот со щелчком. — Твои волосы красивые.
— С приветствием у тебя не очень, — он был в черной футболке и блейзере, а еще в искусно изорванных джинсах. Но я не хотела делать ему комплимент.
Кен склонился, ноздри раздувались.
— Не наказывай меня за скрытие чувств. Я стараюсь не давить на тебя, Кои, — тихо сказал он, и каждое слово обжигало мою щеку. — Сейчас не время для моих признаний в том, как сильно я хочу погладить нежный вельвет под этой курткой. Или сказать, как красивы твои темные глаза в свете луны, лишающие меня дыхания.
Я лишилась дара речи. Жар мерцал на моих щеках. Жизнь не готовила меня к японским демонам с красивыми фразами.
— Не время, — пролепетала я.
Кен отодвинулся. Ему явно понравилась моя реакция на его слова, но он сжалился и сменил тему:
— Ты взяла Марлин?
— Она настояла.
Он скрестил руки на груди, вдохнул сквозь зубы, как делал папа, когда я упрашивала его купить мне машину, когда была младше.
— Это будет тяжело для нее.
— Да. Но она часть этого. Как Мидори и Элиза.
— Хм, — сказал Кен. — Не совсем.
— Джордж и Генри в порядке?
— Кваскви забрал их в медицинский центр.
— Не к Чету? Иные ходят в больницы? Их кровь не кажется странной на анализах?
Кен приподнял бровь.
«О, да. Я всю жизнь проходила анализы крови. И флюорографию. Глупый вопрос».
— Похоже, Кваскви не хотел впутывать в это Чета.
«О, нет. Очко у Пон-сумы».
— Но они в порядке?
— Швы и пара переломов. У Джорджа крепкая голова.
— Там… было еще послание?
— Нет, — сказал Кен. — Думаю, атака не была так спланирована, как остальные.
Марлин подошла ко мне. Она кивнула Кену.
— Пора идти, — сказал Пон-сума. Он собрал свои длинные волосы в низкий мужской пучок на затылке. Он был в черных хакама и мужском кимоно с гербом, вышитым золотыми нитями на левой стороне. Я не могла разобрать, что там было, в тенях, но меня радовало, что Пон-сума нарядился.