Пон-сума и Джордж.
Кен потащил меня к краю поляны, а я услышала грохот, словно открыли шампанское.
Бах. Бах. Бах. Бутылок было много.
— Пригнись, — сказал Кен, толкая меня лицом в камни, покрытые мхом, на краю поляны. Правая ладонь соскользнула с края, камешки полетели во тьме. Я сжалась. Утес резко обрывался, тянулся не меньше, чем в пять этажей. Я сглотнула. Путь отсюда был лишь один, если ты не обладал крыльями. Нужно было идти на грохот шампанского.
«Выстрелы», — отметила Кои-борец.
Я вздрогнула от очередных залпов. Кен судорожно дышал надо мной.
— Марлин еще там, — сказала я.
— Останься тут, — Кен пропал. В прямом смысле. Иллюзия кицунэ позволила ему слиться с каменистой местностью. Гром зловеще гудел, и я приподнялась на пару дюймов и увидела три заряда молнии, которые один за другим были по земле у парковки.
Больше криков. И рычание. Я дрожала, зубы стучали так сильно, что я прикусила язык. Со вкусом крови пришел запах дыма. Деревья пылали, открывая силуэты борющихся людей и Иных. Я обернулась, поползла по земле, не замечая уколы хвои и камней в ладони. Мне нужно было вернуться к Марлин. Выстрелы прекратились.
Порыв ветра сбил меня, и волосы спутались и закрыли лицо. Громовая птица взмыла в воздух, Кваскви сидел между крыльев, раскрыв рот в крике, который заглушал растущий шум сражения.
Мое сердце колотилось в груди, боялось за Марлин. Мне нужно было добраться до погребального костра. Огня было много, и поляну уже не укрывала тьма. Я видела, как Элиза стояла перед грудой угасающих углей, сжимала руку Марлин, словно удерживала ее. Я обогнула обломки палатки, добралась достаточно близко, чтобы заметить на лице Марлин парализующий страх.
И радость на лице Элизы.
— Что ты делаешь? — Кен вернулся. Он прижал меня к своей груди. От него едко пахло дымом, и моя рука задела его спину сквозь изорванную куртку, там была кровь. Пон-сума был неподалеку, волосы уже не были оранжево-каштановыми из-за краски на черных азиатских волосах, а ослепительно-белыми, кроме прядей темно-красного и пепельного цвета. Его обычно спокойное лицо было мрачным, словно все силы уходили на то, чтобы оставаться тут в человеческом облике.
— Марлин, — процедила я.
— Она в порядке. Элиза уведет ее, — сказал Кен на японском.
— Нет!
— Напавших сдерживают. Она будет в порядке.
— Не Элиза.
Кен посмотрел на меня, лицо стало хищным, острым, но глаза были испуганными. Он увидел решимость на моем лице.
— Пон-сума! — сказал он, отдал приказы на неразборчивом сленге якудза.
Пон-сума встряхнулся, расслабил мышцы плеч и длинных рук. Он поймал мой взгляд и прижал кулак к груди, а потом раскрыл его, направив в мою сторону.
— У ворот, — сказал он и направился к погребальному костру, только он двигался среди испуганных сжавшихся Иных, которые не сражались на парковке.
Еще один выстрел вызвал хор испуганных криков.
Молния ударила снова — взрыв жара и света, опаливший мои щеки и заставший меня закрыть глаза. Я стерла слезы от жуткого вида Буревестника, спускающегося на землю над огнем среди дыма, хлопая огромными крыльями.
— Это наш шанс, — сказал Кен. Он отправился к краю поляны, мы прошли так близко к обрыву, что мне было не по себе. Мы пошли к тропе, теперь скрытой облаками дыма и пепла, поднятого крыльями Буревестника.
— Постой. Марлин!
— Они за нами, — Кен сжал меня крепче, поцеловал меня в лоб, его губы были теплыми. — Доверься мне, Кои-чан, — прошептал он в мою кожу на японском. — Не шуми.
Мы пропали. В один миг темные глаза Кена прожигали во мне дыры, в другой я смогла видеть только силуэт темного леса. Он иллюзией делал нас невидимыми. Шум утих, и мы приблизились к тропе, где величаво стоял Буревестник, дым рассеивался.
Ряд мужчин в камуфляжной одежде и лыжных масках стояли на коленях на хвое, сцепив ладони за шеями. Оружие, снаряды и прочие вещи лежали грудами вместе с толстыми ружьями. Небольшая кучка телефонов и видеокамер лежала у ног Кваскви, пугающего своим чистым величием и улыбкой, показывающей все его большие зубы.
У деревьев черный и полярный медведи сидели на задних лапах, прижав спины к стволам, сторожили. Несколько мужчин и женщин, все еще в нарядах, хоть и изорванных и испачканных жидкостями, осматривали раны друг друга. Двое-трое из Иных были низкими, как подростки, но их морщинистые лица делали их взрослыми. Среди них была Маригольд, следила за пленниками с длинными ножами с зазубринами в руках. Никто не лежал на земле. Никто не был мертв.
«Мы же не убьем их?».