— Сейчас, — сказал Джеймс. — Отступаем.
Мужчины отступали комичной толпой в дом, оставляя меня, прикованную и одинокую, среди убитых орлов с разъяренной Громовой птицей. Джеймс уходил последним, шепнул мне на ухо, уходя:
— Войди в его сны. Приручи. Или умрешь.
Краем глаза я заметила мелкие темные тени на деревьях. Сойки меня отыскали? Поздно. Уже это не было важным. Ни план Джеймса. Ни то, что было в доме. Ни боль в коленях, пропитанных кровью убитых орлов. Только роскошное сильное существо, которое смотрело на баку, стоящую на коленях, и манило меня в древний сон.
Мы три раза сталкивались и доходили до этого. Я уже не могла сопротивляться.
Громовая птица издала вопль, поднялась на пару футов в воздух, прыгнула через стол и опустилась с грохотом. От его веса стол трещал, куски мертвых орлов разлетелись. Громовая птица снова склонилась, повернула голову, чтобы я видела только золото глаза. Я заскулила, склонилась, тело покалывало, оно желало затеряться в вихре силы.
С точностью скопы, ловящей рыбу в реке, Громовая птица разрезала клювом веревку на моих руках. Я без колебаний потянулась к перьям его щеки. Еще до того, как мои пальцы коснулись его, мир перевернулся.
«Теперь ты пробуешь сны без прикосновений», — отметила борец, а потом борец, параноик и другие части меня, Кои Авеовео Пирс, пропали в лаве.
Я пылала. Боль была яростной, каждая клетка тела горела агонией, но потом огонь изменился. Она уже не поглощала, обжигая, а стала коконом, придающим силы.
Я нашла конечности, лениво покачивающиеся в жидком жаре, который горел и не позволял других мыслей, кроме «вверх». Я изо всех сил махала крыльями, летела во тьме сердца стратовулкана, который некоторые люди звали Ви’эст, в честь их главы. Своим клювом я разбила куски застывшей лавы, вырвалась на свободу, выбралась через последние пару футов вершины, пока крылья не смогли развернуться свободно. Я полетела вверх, и пепел сыпался с меня как дождь. Я радовалась простору неба, а мое бьющееся горело в вулкане.
Это был сон, я знала. Постоянный сон о цикличном перерождении ребенка вулкана, выбравшегося в небо. Но тембр этого сна был другим, сильнее. Цвета были ярче, биение крыльев — четче, и сила внутри меня была не совсем моей — странное ощущение человека в огне моего сердца, а еще огонька, слабо, но ровно горящего среди остальных.
«Человек».
Я кричала в бесконечное ночное небо, и в моем голосе был страх женщины.
«Кои».
Я была Кои. За этой мыслью прибыл голод, огромная зияющая брешь, которую нужно было заполнить. Баку во мне проснулся и стал питаться.
Темное небо, раскаленное сердце Ви’эст, поразительная сила моих крыльев поглощал огонь баку, превращая в бушующую энергию, наполняющую мою голову, грудь, ладони и стопы.
«Руки. Ноги. Человек. Я — Кои Пирс».
На миг изображение неба сменилось деревом, пропитанным кровью, усыпанным перьями. Я опустилась на колени, полная сна, связанная с древним орлом. Я не могла двигаться. Джеймс и его люди вышли из дома с цепями и шестами. Я открыла рот, чтобы предупредить, и мой крик стал воплем Буревестника. Мир долго кружился, и я могла лишь держаться за огонек баку внутри себя, а сила сна Буревестника заполняла меня, пока я пыталась всю ее съесть.
Вечность прошла за секунду. Сила наполняла меня, кружила голову, трещала до боли в пальцах. Сила баку терзала плотно сплетенные сомнения.
«Я — монстр. Я наврежу Марлин. Я не могу брать ответственность за всех Иных Портлэнда. Я боюсь впустить Кена в свое сердце. Я не могу помочь папе выйти из комы. Не могу. Не могу. Не могу. Этой мощи слишком много!».
И Громовая птица была готова забрать меня с собой, захватить мою силу баку, как я пыталась использовать силу его сна. Так заманчиво, так просто — сдаться яростному жару сна Буревестника навеки.
Один крепкий кусочек Кои не позволял мне растаять во сне. Мне нужно было позаботиться о своем худшем поражении как человека: сне моей сущности. Я питалась сном Буревестника, сила отделяла меня от него, отбрасывала в мое тело, и вены пылали болью.
Боль. Там была кровь. И жизненная энергия, моя и бедных орлов. Я вдыхала эту энергию, наполняла легкие влагой и запахом соленой меди, сжалась внутри себя, желая, чтобы реальным стал сон Кои, моя основа.
Медленно вокруг появились стерильные белые стены. Стало видно больничную койку, на ней был силуэт моей умирающей матери. Это был сон, история, которую я повторяла себе много раз, которая повлияла на меня: день, когда я подвела маму. День, когда я бросила ее, а не рискнула увидеть сон ее смерти. Корень моих страхов, всех моих оправданий из взрослой жизни.