– А ну пошла в комнату! – рыкнул Митрохин и оборотил к пришедшему физиономию. – Чем обязан?
– Да вот, уточнить кое-что хочу, – ответил Владимир и сделал паузу.
В это затишье Елизавета, взметнув подбородком к небу, прошествовала в комнату, покачивая бедрами от одной стены до другой.
– Что же вам уточнить требуется?
– Зачем вы пломбу на двери Ильясова срывали?
– Я?!! Да зачем мне это нужно! Это ошибка какая-то!
Синичкин отчетливо видел, как испугался Митрохин, а потому вдогонку дожал его, пахнущего перегаром:
– А пальчики ваши на пломбе!
– Мои?
– Ваши.
– Да, да! Признаюсь! Показалось мне, что Ильясов вернулся как-то ночью, вот я и решил проверить! А пломбу не я срывал!
Митрохин задумался, и было отчетливо видно, как шевелятся его мозги под волосами.
– Как же вы тогда мои пальчики нашли?
Синичкин пристально смотрел на похмельного и вновь чувствовал себя следователем, обладающим неза-урядной интуицией.
– На понт взяли? – догадался наконец Митрохин.
– И что там было в квартире Ильясова? – не счел нужным отвечать участковый
– Да ничего, показалось мне! Таракан один прежирнющий ползал, да и только.
– Ну что ж, – подвел черту под разговором Синичкин. – Будете отвечать перед законом за срыв государственной пломбы! Годик-другой! В лучшем случае
– условно!
– Да за что же! – побелел Митрохин.
Синичкин развел руками.
– Закон такой. А теперь собирайтесь.
– Куда? – совсем потерялся отец Елизаветы.
– Куда-куда! В отделение для начала! Показания снимем, как вы убивали Ильясова!
– Не убивал я! Не убивал! – отчаянно завизжал Митрохин. – Это все Мыкин! Он его топором по ноге, а потом ледорубом голову попортил!
– Так-так-так! – проговорил Синичкин спокойно и сделал вид, что все это ему было давно известно. – Пойдемте-ка в квартиру убиенного и там все тщательно запишем!
Митрохин, сгорбленный, с руками, опущенными, как у гориллы, покорно проследовал за участковым в квартиру татарина, и там они устроились за столом, предварительно очистив его от крошек.
Еще на столе лежал атлас речных рыб, открытый на разделе «Сомы».
– Вот такую мы рыбу хотели поймать, – указал на страницу Митрохин
– Значит, Мыкин убил?
– Ага.
– Так и запишем.
Синичкин достал из кармана чистый лист бумаги и написал на нем: «Протокол допроса».
– С ваших слов получается, что Мыкин ударил ледорубом по голове Илью Ильясова?
– Именно так! – подтвердил Митрохин.
– Так и запишем. Сколько раз?
– Один.
– Уверены?
– Так точно. Но ударил сильно, так что в голове у него хрустнуло!
– А потом взял топор и ногу отрубил?
– Ага.
– Садист, что ли? Чего мертвому ноги рубить?
Митрохин пожал плечами, а Синичкин пытался отыскать несоответствия.
– А кто ухо отрезал Ильясову? – поинтересовался он.
– Ухо?.. – удивился допрашиваемый. – Какое ухо?
Капитан внимательно поглядел в лицо Митрохина и понял, что тот не врет и в действительности ничего об ухе не знает.
– Да поймите вы! – прижал к сердцу руки отец Елизаветы. – Мы рыбу ловили с помощью эхолота. Дикие деньжищи отдали за прибор. Мы же никак не думали, что этот Ильясов ночью, в холод купаться надумает! Мы на него сеть и накинули, думали – рыбина. Да и в темноте так показалось. Не человека убивали – рыбу!
– Бред какой-то! – занервничал Синичкин. – Как вы человека за рыбу?..
– Да он как будто из рыбы в человека превратился!
– А труп куда девали?
– Так на берегу и бросили.
– И куда он делся?
– А шут его знает!.. Может, волной в озеро снесло?..
– Может, – согласился участковый.
Он задумался и вспомнил, что ухо в спичечном коробке ему передал именно Мыкин. Стало быть, действительно, ухо было отчленено раньше и не ими.
Капитан вновь порадовался удачному логическому построению, перестал нервничать, а потому вольготнее откинулся на спинку стула и стал осматривать комнату Ильясова.
Совсем бедно жил человек, сделал он вывод.
Из-под старого растрескавшегося буфета на свет выбрался таракан, каких Синичкин в своей жизни еще не видел. Таракан был величиной с ладонь большой руки, шевелил усами и таращился на капитана.
– Ишь ты! – изумился милиционер. – Чудо природы!
Он не заметил, как Митрохин снял с ноги ботинок, как примерился и запустил в насекомое обувью. Впрочем, с похмелья он здорово промахнулся, метра на два в сторону, а таракан от греха подальше пополз обратно под буфет, переваливаясь на одну сторону, как будто прихрамывал.
– Поехали, – сказал Синичкин.
– Куда? – не понял Митрохин.
– Как куда? В отделение.
– Так я же все рассказал!
– Так ты и рассказал лет на пять! Так что давай зайди домой, возьми необходимое!
Синичкин поднялся со стула и почувствовал, как заныли ляжки.
– В тюрьме сидел?
– Упаси Господи! – перепугался Митрохин.
– На этот раз не упасет.
– Что это вы меня пугаете все время!
– Да нет, что ты! Это тебя в отделении пугать будут. А я только участковый. Ну иди, иди. Хотя постой, прежде бумагу подпиши.
Митрохин чиркнул под протоколом и, понурив голову, скрылся в своей квартире. Через несколько минут оттуда донесся многоголосый женский вой, а еще немного спустя появился сам хозяин квартиры с большой сумкой в руках, в сопровождении заламывающей руки жены и дочери, подвывавшей матери, впрочем, без особого энтузиазма.
– А ну, не выть! – скомандовал Синичкин.
Бабы смолкли, и под их ненавидящие взгляды капитан подтолкнул Митрохина в раскрывшийся лифт…
– А где машина? – спросил арестованный, когда они вышли из подъезда на мороз.
– Да зачем машина? Здесь ходьбы до отделения всего-то десять минут.
– Положено, – огрызнулся Митрохин.
– Не развалишься, ступай!
И они пошли. А через минуту Синичкин почувствовал, как в правой ляжке резануло ножом, так что он чуть не свалился подрезанным колосом в снег. Но удержался, хотя по лицу разлилась мертвенная бледность.
– Болеешь? – поинтересовался Митрохин.
– С чего ты взял? – крепился капитан.
– Да так, показалось.
– Иди, иди!..
Они прошли еще метров пятьсот, как у Синичкина резануло в левой ляжке, да с такой силой, что задергались щеки, словно через организм ток пропустили; участковый увидел серое небо, захотел в него взлететь, но рухнул без сознания в сугроб.
– Ишь ты! – проговорил Митрохин и огляделся.
Никого поблизости не было, а потому он резко нагнулся над телом капитана, расстегнул кобуру, вытащил из нее «ТТ» и сунул пистолет себе за пазуху. Перед тем как побежать, Митрохин ткнул Синичкина мыском ботинка в лицо, сплюнул и скрылся за большим блочным домом…
Пришел в себя участковый в знакомом госпитале МВД.
Он лежал в кровати, уже переодетый во все больничное, а потому пахнущее непривлекательно.
Вероятно, что-то с ногами у меня опять, подумал он и пошевелил ими для проверки. Конечности ощущались лишь ягодицами, а остальная длина оставалась бесчувственной.
Володя приподнял голову и осмотрелся. Его тело, как он и ожидал, лежало на трех кроватях, значит, ноги выросли чрезвычайно.
Что за чертовщина такая, – подумалось внутри…
Ах ты Господи, – вдруг вспомнил Володя. – А где арестованный мною Митрохин?..
Помимо Синичкина в палате лежал еще один человек, который, опершись о подоконник, читал газету про футбол. Его руки до локтей были разрисованы всякими русалками и прочими картинками.
– Мужчина! – позвал капитан, признавая в соседе коллегу, и, когда тот оторвался от газеты, спросил: – Вы давно здесь?
– Два дня, – ответил любитель футбола.
– А меня когда привезли?
– Сутки назад. Здоровы вы спать!
– Как спать! – возмутился Синичкин. – Бессознанным я провалялся!
– А главврач говорит, что напились и свалились на дороге. Табельное оружие потеряли. Еще он сказал, что уволят вас из органов. Нехорошо, позорите погоны!
– Ах ты Боже мой! – схватился за голову Синичкин. – Что за люди недоброжелательные вокруг! Вы кто по званию?