Начальство закрывало глаза на то, что друзья частенько самовольно уходили за пределы части и возвращались навеселе.
– Лишь бы солдат не вовлекали! – мудро решил начальник заставы.
– Ах, благодать! – вздохнул Митрохин, потягивая пивко и закуривая его травкой, приобретенной на базаре.
– И не говори! – поддержал Мыкин, обсасывая воблино ребро.
Друзья отдыхали в котельной, которая обогревала всю заставу. Они расположились на толстых трубах с горячей водой и воображали себя на теплом пляже.
Котельная работала на угле, который забрасывался в специальную печку.
– Устарелая система! – со знанием дела констатировал Мыкин. – Лет тридцать как вышла из употребления!
– Как думаешь, ищут нас? – поинтересовался у друга Митрохин.
– А ты думал, забыли! – сплюнул пивной слюной Мыкин. – Какого хрена ты у мента пушку хватанул! Если бы не ствол, то давно бы забыли!
– Да, – согласился Митрохин. – Дурака свалял.
– Авось пронесет! – неожиданно перекрестился Мыкин, чем удивил подельщика.
– В Бога веришь?
– Готов во все верить, лишь бы пронесло!
– Все будет зер гут! – улыбнулся Митрохин и глотнул пива прямо из трехлитровой банки, не пролив ни капли.
Дверь в котельную отворилась, и весь кайф друзьям обломал старшина Огрызов. Он втащил в жаркое помещение свое жирное тело и, оглядев картину попойки, сделал притворно-круглые глаза.
– Да это что такое здесь происходит! – возопил старшина. – Да как посмели!
– Пшел ты! – процедил сквозь зубы Мыкин, разо-млев на горячей трубе.
Старшина, честно сказать, совершенно не хотел скандала, а просто желал, чтобы его пригласили на распитие пива; попросить гордость не позволяла, потому служака решил показать власть, а потом смилостивиться и утолить жажду за чужой счет. Но не тут-то было! Его примитивно послали! Приходилось отстаивать свою честь и честь мундира!
– Ты кому это сказал! – завращал глазами жирный пограничник.
Обычно от этого вращения глазными яблоками новобранцы приходили в ужас, который сопровождал их первые полгода службы. Затем пацаны привыкали к жиртресту и только делали вид, что пугаются его моргал.
Тем более скорченной физиономии не испугались и Мыкин с Митрохиным.
– Я тебе это сказал! – уточнил Мыкин. – Тебе, жирная харя! И не вращай своими свиными глазками, не напугаешь!
– Да ты что!.. – взвизгнул Огрызов. – Да я сейчас!..
Старшина схватился за свой круп, к которому была прикреплена кобура с оружием, нервно задергал замком, пока наконец пистолет не оказался в его руке, направленный на Мыкина.
– А ну, встать! – приказал Огрызов.
– Счас! – скривился Мыкин, сделал глубокую затяжку травкой и пустил пахучее кольцо к потолку.
– Ты лучше проваливай подобру! – посоветовал Митрохин. – Не любим мы тебя! И пиво на шару не получишь!
Огрызова трясло. Трясло и руку с пистолетом.
– Встать, кому сказал! – прокричал он истошно. – Обоих постреляю, гады!
– Ну, гнида! – отозвался тепловик и лениво сполз с трубы.
Он медленно подошел к старшине, уперевшись в дуло пистолета грудью.
– Давай стреляй, окорок тухлый! Чего медлишь!
– Лучше отойди! – нервно предупредил Огрызов.
– А ты не пугай! Мы тебя давно знаем, давно тобою пуганные! Не припоминаешь? – Мыкин повернул лицо в фас. – Напрягись!
Старшина сузил глаза.
– Лет пятнадцать назад! – уточнил Митрохин, туша докуренную папиросу с анашой. – Это мы тебе тогда пердунчик подложили! Припоминаешь?!.
Через секунду было ясно, что Огрызов вспомнил.
С того момента в Ленинской комнате Вася Огрызов остался старшиной навсегда, безо всякой надежды на прапорщика. Было такое мнение у командования – пердунов не повышать в звании. Он все вспомнил, и обида подкатила к глазам океаном. Его толстый палец затрепетал на курке табельного оружия, и Мыкин каким-то шестым чувством уловил смертельный миг, нагнулся, пропуская кусок свинца у себя над головой. Но уже через мгновение разогнулся и коленом нанес непоправимый удар в пах Васи Огрызова, так что тот рухнул, словно заколотая свинья, и завозился, закорчился на полу.
Мыкин, осознав, что его только что чуть было не убили, утерял над собой контроль и стал наносить один за другим удары кирзовыми сапогами в область головы старшины. Он бил долго и точно. Если бы Митрохина спросили, делал ли Мыкин это с удовольствием, то Митрохин бы искренне ответил, что нет! Нет, нет и нет! Тепловик просто защищался, стараясь нейтрализовать врага.
Сапоги работали еще минут пять, пока Вася Огрызов, сорокапятилетний мужик, не пролепетал расплющенным ртом: «Не надо больше!» И тотчас Мыкин прекратил избиение.
Он вернулся на трубу и лег на нее, шумно дыша.
– Скандал будет! – предупредил Митрохин.
– Чхать!
– А ведь он чуть было тебя не замочил! – хмыкнул друг.
– Эй! – крикнул тепловик в сторону валяющегося старшины. – Пивка налить?
Он не издевался, его злость прошла, и скажи Огрызов «да», он бы плеснул ему в кружку до краев, да и воблы бы отломил. Но Вася не отзывался.
– Гордый, – откомментировал Митрохин.
– Да хрен с ним, пусть отлеживается.
Друзья заговорили о чем-то незначащем и болтали так с полчаса, пока пиво не кончилось. Оба помочились тут же, зайдя за трубы.
– Спать охота! – Митрохин зевнул так широко, что Мыкину показалось, будто он разглядел через открытую глотку подельщика его сердце.
– Можем часок до развода, – согласился Мыкин и тоже зевнул.
– А с этим что?
– И он с нами поспит.
Мыкин подошел к развалившемуся Огрызову и нежно потеребил его плечо мыском сапога. Голова Васи от этого движения качнулась и перевалилась с затылка на щеку. Глаза старшины были широко открыты, и столько мути в них было, что тепловик тотчас понял: он имеет дело с законченным трупом.
– Все!
– Чего – «все»? – не понял Митрохин.
– Убил.
– Кого?
– Огрызова! – заорал Мыкин. – Дурак, что ли!!!
Митрохин соскочил с трубы, подбежал к жирной туше старшины и склонился над ним.
– Мертвый.
– Ах ты, черт тебя дери!!! – сдавленно кричал Мыкин. – Да что же это такое происходит! Ведь не хотел я его! За что?!!
– Самооборона! – спокойно заключил Митрохин. – Вон и след от пули! Да и мотив имеется – старая вражда!
– О Господи! – причитал Мыкин. – Не хотел убивать!
– Не хотел, не хотел, верю! Самооборона!
– Да какая самооборона! Начнут проверять, все поднимут! Тут-то нас и повяжут по полной программе! И за Ильясова, и за нападение на мента при исполнении! – Мыкин терял самообладание. – Все, вышак!
Он сел на трубу и уткнул лицо в ладони. На секунду Митрохину показалось, что его друг плачет.
– А мы его в печку!
– Что?
Мыкин отлепил руки от потного лица и почавкал языком.
– В печку, – повторил Митрохин. – И дело с концом! Тяга хорошая, пряжку расплавит, следов не оставит!
– Да ты что!
– А что, под вышку идти?
Мыкин постоял пять секунд, соображая, затем просветлел лицом, сделал большой шаг, наклонился над телом Огрызова и ухватил труп за ноги.
– Хватайся!
Митрохин согласно кивнул и взял Васю за руки.
– Раз-два, подняли!
– Во хряк! – сдавленно прошипел Митрохин. – Сейчас газы пущу!
Они засеменили к печке, краснея лицами от непосильной ноши, напрягаясь из последних сил.
– Скотина! – выругался Митрохин, когда они бросили тело возле печи. – Тварь! – и ударил ногой в живот.
– Зачем ты мертвого?!.
– Да сил с ним никаких нет!
– Подонок ты! – кинул Мыкин.
Митрохин побледнел.
– Ты меня!.. Я тебя покрываю, а ты меня!..
– Чего ты труп-то!
– А когда ты его живого до смерти! Это как?!.
– В аффекте! Самооборона!..