– Какая у него идиотская шапка! – почему-то сказал Митрохин. – Хвостатая!
– Эй ты! – крикнул Мыкин. – Ты переходишь границу России. Этого нельзя делать!
Вместо того чтобы остановить коня, всадник, наоборот, пришпорил животное и вознес копье над плечом.
– Придурок какой-то!
– Ты! – крикнул Митрохин. – Башка, что ли, не работает? Кому сказали, вали обратно!
Всадник приближался.
– Вот дебил монгольский! Нажрался кумыса, теперь мы расхлебывай!..
Он не успел договорить. Батый сделал резкое движение рукой, и копье полетело…
– Ишь ты! – успел проговорить Мыкин.
Тяжелое острие попало в плечо Митрохина, дробя ему кость.
Он повалился в ковыль и завыл от боли.
– Ты чего! – заорал Мыкин.
Он совсем не видел, как всадник натянул тетиву лука и выпустил стрелу. Тем более он не видел, как она летела, лишь слышал вибрирующий звук.
Медный наконечник клюнул в правую часть тела, пробив легкое. Мыкин пустил ртом кровь.
– Ах ты сука! – превозмогая боль, проговорил Митрохин и вытащил из кармана «ТТ», выкранный у милиционера Синичкина. – За Родину! За Россию!
Он выстрелил, но пуля пошла куда-то в сторону, слишком далеко было до врага.
Пуская ртом кровавые пузыри, Мыкин тоже выудил из штанин трофейный пистолет, доставшийся от Васи Огрызова, тоже было попытался крикнуть: «За Родину, за Россию!», но лишь хрюкнул кровью.
Зато его выстрел был точным. Пуля попала Батыю прямо в лоб над переносицей, проделывая в черепе аккуратную дырку.
Азиат удивился внезапной боли, проговорил: «Я – Батый! Я – воин!» – и повалился с коня на землю. Он еще несколько секунд жил и ни о чем не думал. Его последний сон был очень короток…
Как и было напророчено, война продлилась всего три минуты и о том так и не узнал бывший и.о. начальника военного госпиталя…
Погранзастава была поднята по тревоге.
Раненых эвакуировали в госпиталь, а вечером к ним в палату явилось все начальство заставы. Офицеры принесли цветы и много алкоголя. Также была зачитана грамота от Главкома, его благодарность за хорошую службу и устные заверения начальника заставы о присвоении друзьям боевых наград.
Друзья были тронуты и напились, как полагается.
Уже уходя, подполковник склонился к уху Мыкина и поинтересовался:
– Откуда у вас пистолет Васи Огрызова?..
А глубокой ночью в палату к раненым тихонечко вошла миловидная медсестра и сделала по какой-то инъекции в капельницу каждого. Друзья скончались самой приятной смертью – в предновогоднюю ночь, во сне.
Утром медсестра Огрызова сдала смену и ушла по своим делам. В кармане ее халата покоилась так и не расплавившаяся пряжка форменного ремня, принадлежавшая отцу и найденная ею в углу возле печи.
13. КРЫМ
Володя Синичкин был крайне удручен. Сегодня, 27 декабря, в отделении ему сообщили о неожиданной смерти лейтенанта Карапетяна. Оказалось, что ему пришили чужой язык, который был отвергнут организмом, случилась гангрена, и сослуживец скончался в муках.
Далее произошла вещь и вовсе выходящая за пределы сознания Володи. Его вызвал к себе начальник отделения майор Погосян и попросил покрепче закрыть дверь. Отгородившись от остального мира, командир сообщил подчиненному, что уже давно болен неизлечимой формой рака желудка и что ему скоро Туда.
Синичкин хотел было запротестовать, но Погосян раздраженно цыкнул.
– Не перебивать! – приказал он.
В общем, смысл разговора начальника с подчиненным состоял в том, что майор не прочь передать хозяйство в руки Синичкина, о чем и подал рапорт вышестоящему начальству.
Капитан возвращался домой затемно и думал о превратностях судьбы.
Вот как бывает, – размышлял Синичкин. – Сегодня умер Карапетян, через несколько дней умрет и Погосян… Тьфу, не дай Господи!..
Еще у милиционера болели ноги, и он подумал, что нужно смазать их мазью с живой клеткой…
А не умерла ли старуха, хранящая секрет той мази?..
Единственное, что согревало душу Володи, так это мысль о жене Анне Карловне, о надежном тыле, в который можно отступать бесконечно, не боясь быть обвиненным в трусости…
Неожиданно Синичкин увидел странную картину. Несколько молодых людей волокли девушку куда-то уж совсем в темень. Девушка сдавленно кричала, вероятно, прося помощи.
Эх ты, подумал капитан, придется задержаться и опоздать на ужин. Грустно вздохнув, он побежал на выручку…
Жечка Жечков передвигался по городу в служебной машине вместе с оператором Каргинсом и находился в омерзительном настроении. Час назад ему позвонили из головной конторы и сообщили, что он отзывается из России по причине полной профессиональной непригодности. Шеф настаивал на том, что репортаж о самой большой картошине не соответствует действительности и является фальсификацией, шитой белыми нитками. Что же касается поедания пельменей, то это тоже не может засчитаться рекордом, так как итальянцы сожрали за тот же период времени в пять раз больше равиолей, а это в сущности те же пельмени! В связи с этим работа Жечки Жечкова признана неэффективной, и все крайне сожалеют, что связались с ним!
– Билет в Болгарию купите за свой счет! – последнее, о чем информировали его официальные источники.
– Ах, подонки! – выругался Жечка.
– Да-да, – согласился латыш Каргинс и заулыбался.
– Ты-то что ржешь! – сорвался Жечков.
Он хотел было продолжить ругательную тираду, но тут что-то увидел за окнами несущегося автомобиля.
– Тормози! – крикнул он шоферу, и тот покорно нажал на тормоз.
В принципе Жечка увидел то же самое, что и капитан Синичкин, – несколько молодых людей практически насиловали на улице девушку.
– Снимай! – заорал представитель Книги. – Быстро!!!
Оператор Каргинс на этот раз был большим профессионалом, и через пять секунд камера уже работала…
– Эй, ребята! – прикрикнул Синичкин. – Вы чего там делаете?
Вместе с тем капитан разглядел, что с девушки уже стащили нижнее белье и кто-то уже тыркается в ее тело чем-то.
– А ну, стоять! – выказал он командный голос и стал нащупывать свой «ТТ».
– Милиция!
Только сейчас он вспомнил, что оружие похищено и он совершенно безоружен.
Девчонка пронзительно завизжала, и Володя вдруг признал в ней дочку Митрохина, который и похитил у него, бессознанного, оружие и был объявлен во всероссийский розыск.
– Ой, мамочки! – орала Елизавета. – Рвете мне все!!!
Этого российский милиционер выдержать не мог. Он бесстрашно бросился в гущу насилия, надеясь только на свои кулаки. Но такой был в нем запал правого дела, такая отчаянная храбрость охватила все его существо, что первым же ударом он лишил сознания самого главного, который был уже в Елизавете. Затем участковый завертелся мельницей, как когда-то учил инструктор по рукопашному бою МВД, и зашиб до сотрясения мозгов еще двоих. Остальные долго не раздумывали и разбежались по сторонам…
Елизавета лежала на снегу с растопыренными ногами и смотрела на мента.
– Хочешь? – спросила она.
– Тьфу! – сплюнул в сердцах Синичкин. – Дура!!! – и пошел вязать преступников.
– Снял? – заорал Жечка.
– Снял, – спокойно ответил латыш Каргинс.
– Давай за мной!
Жечков выпрыгнул из машины и с микрофоном бросился к Синичкину.
– Мы восхищены вашим мужеством! – признался он, кося в камеру. – Вы – герой!
– Да что там… – Володя покраснел.
– Против стольких человек без оружия! Кстати, почему вы им не воспользовались?
– Я его потерял, – признался участковый и еще больше покраснел.
– Это мы вырежем, – бросил Каргинсу бывший представитель Книги Гиннесса.
– Кто вы? Представьтесь!
– Я… – Синичкин замялся. – Я – участковый милиционер… Простой…
– Имя, пожалуйста!
– Синичкин. Капитан Синичкин…
Прибыл наряд милиции во главе с прапорщиком Зубовым.
Каргинс снимал панораму, а Жечков комментировал героизм простого русского милиционера, справившегося без применения оружия с шестью насильниками. Жертву сняли издали, уж слишком похотлив был ее взгляд вблизи.