— Готово. Представил. — Губы Генри медленно разошлись в улыбке, он прикрыл глаза.
— Можешь описать мне его?
— С радостью, — Генри оживился. Его манеры изменились, теперь это был молодой человек. — Я полностью счастлив. Меня переполняет радость, нет, она распирает меня так сильно, что я вот-вот лопну. — Он счастливо рассмеялся. — Но, конечно же, этого не произойдет.
— Чем вызвано такое сильное чувство?
— Не чем, а кем, — Генри покачал головой, поправляя. — Я всегда был неуверен в себе. Меня охватывал страх, когда я думал о том, кто я есть. Мне казалось, что я жалкий и никчемный, но теперь, когда она ответила мне взаимностью, вся моя неуверенность, страхи испарились без следа. Это сделало меня таким счастливым, как никогда раньше.
— Кто же эта прекрасная незнакомка?
— Ах, в самом деле прекрасная… Даже будучи поэтом, я не смог бы воздать должное ее красоте. Чудесная, восхитительная…. Но незнакомка? Нет, ничего подобного. Когда мы встретились впервые, это не была случайная встреча двух незнакомцев, — он вдруг умолк, над чем-то раздумывая.
— А что же это было?
— Встреча двух любящих сердец после долгой разлуки. Я посмотрел на нее и понял, что больше никогда не буду один, — Генри с облегчением вздохнул полной грудью. — Замечательное чувство.
— Как же ее зовут?
— Элейн, — тотчас отозвался он. — Моя Элейн.
— Давай перенесемся на десять лет позже. Ты по-прежнему счастлив?
— Вполне. Элейн теперь моя жена. Что еще может желать человек? — он нахмурился.
— Чем же ты недоволен?
— Я жалею, что не могу дать ей все, что она заслуживает. Мы живем бедно, практически на грани потери достоинства. Это целиком моя вина. И хотя она не корит меня за это, я чувствую себя скверно из-за этого. — Генри поежился словно от холода, потер ладони друг от друга. — Мы плохо питаемся, она болеет. Я не ожидаю перемен к лучшему.
— Перенесемся снова на несколько лет вперед. Что ты чувствуешь?
— Жизнь идет своим чередом. Все хорошо, — он расправил плечи. — Элейн меня поддерживает, я не сбился с пути. Она сказала мне верить в себя. И я верил! Наше финансовое положение улучшилось. Мы даже купили свой дом! — в его голосе послышались нотки ликования. — Настоящий дом на берегу моря, как она хотела. Городок, в котором мы живем, совсем крошечный, но нам нравится. Жители приветливы. Весной мы займемся садом. Элейн уж знает, как он должен выглядеть.
— Весной? Какое же сейчас время года?
— Зима. Мне нравится зима. Я люблю холод. Можно сидеть у зажженного камина и читать. Или гулять по пляжу, когда никого больше нет. Можно гулять долго-долго, зная, что всегда вернешься в теплый дом, чтобы выпить горячего чая. Если очень холодно, так холодно, что даже волны застывают, я остаюсь дома. Рисую или собираю модели парусников. Элейн мне помогает. Она не делает модели, просто сидит рядом и читает журнал, но с ней мне очень спокойно. Когда она рядом, я не делаю ошибок. Все получается с первого раза. — Генри довольно кивал в такт своим словам.
— Тебе нужно перенестись еще на десять лет вперед. Можешь?
— Да, — Генри нервно заерзал на стуле и прибавил жалостливо, — мне плохо.
— Почему?
— Я не хочу об этом говорить.
— Пожалуйста, сделай это ради меня. Это важно. Что ты чувствуешь?
— Беспокойство. Боль. Непрекращающуюся тревогу. — Его лицо подернулось от гнева. — Моя жена больна, а я ничего не могу сделать! Она медленно угасает, уверяя меня, что с ней все в порядке, но это ложь, — Генри нервно закашлялся. — Элейн говорит, что это не имеет значения и ведет себя так, словно ничего не происходит! Но она, — прошептал он в ужасе, — больше не может встать с постели.
— Ее смотрел врач?
— Конечно! Ее смотрели лучшие врачи! — он сжал кулаки. — Они бесполезны, не могут помочь. Это неизлечимо. Элейн запретила мне говорить о ее болезни! Как она может быть такой жестокой?
— Ты рассержен на нее?
— Да, — он согласно кивнул. — Это несправедливо по отношению к нам. Только я никогда не показываю, что сержусь, не хочу, чтобы она волновалась. Когда я рассержен, я иду в сарай в дальнем уголке сада, запираюсь в нем и плачу. А когда устаю плакать, вспоминаю, как мало времени у нас осталось, бегу обратно в дом в нашу спальню. Проскальзываю внутрь тихо-тихо, опускаюсь на колени у постели и слушаю ее тяжелое дыхание. Из-за лекарств она все время спит, но по крайней мере Элейн по-прежнему со мной.
Лоуренс чувствовал себя ужасно, переживая страдание Генри. Он презирал себя за то, что собирался сделать с ними обоими.
— А теперь, — мнимая аудитор, сделала глубокий вздох, — расскажи, что с тобой происходит спустя год.