В библиотеке, куда Лоуренс зашел после работы, он отыскал книгу ученого, сторонника теории о том, что мозг человека — уникальный орган, который существует и в прошлом, и в настоящем, и в будущем одновременно. Рассуждения ученого привели к тому, что вещие сны — не мистика, а вполне обыденная вещь, потому что мозг формирует в сны наиболее яркие и эмоционально важные моменты нашей жизни. Книга была небольшой по объему, в мягкой обложке, и не вызывала доверия.
Лоуренс взял ее на работу, чтобы дочитать во время перерыва. Теперь она стыдливо лежала прикрытая прошлогодней ведомостью. Книга не объясняла, как мог он и Роберт существовать одновременно, ведь они с Винсентом были ровесниками, а значит, когда Лоуренсу было десять, Роберт был еще жив. В данный момент Лоуренс не считал себя Робертом, но во сне он был им целиком и полностью. Воспитанный скучными людьми без воображения, Лоуренс не обладал мистическим складом ума, поэтому пытался мыслить логически, учитывая только факты, а факты упрямо твердили, что он пытается найти объяснение невозможным вещам и, вероятно, отравляет свой разум крепкими настойками лаванды.
Может он обладает способностью проживать во сне жизни похожих на него людей? Даже не взирая на то, что те давно мертвы. Вдруг этой способностью обладают все люди, просто не придают этому значения, так как сны забываются? В который раз Лоуренс пожалел, что Тони нет рядом. Если бы он был жив, они могли бы разобраться в этом вместе. Он прикоснулся к чему-то выходящему за рамки обычного, но не знал, что с этим делать.
Бумаги продолжали копиться, стопка с непросмотренными документами все росла, а он не мог заставить себя работать. Сидел, замерев как статуя, с карандашом, занесенным над бессмысленным графиком. Есть ли место для такого как Лоуренс — неопытного сновидца, неудовлетворенного жизнью служащего, которому ничего неинтересно? Приятные мгновения снов, украденных из чужих жизней, приносили лишь кратковременное облегчение. В блеклой реальности настоящего — холодной, сырой и однообразной, он был очень несчастен.
— Знаешь, дорогуша, тебе нужно в отпуск.
Лоуренс поднял глаза. Перед ним стояла Полли, старейшая служащая на этом этаже. Ей было под восемьдесят, это была невозмутимая, добродушная женщина, несколько навязчивая, но скорее от скуки, чем злонамеренно. Она относилась ко всем с материнской заботой. Своих детей у нее не было, всю жизнь Полли посвятила Конторе, поэтому продолжала работать, даже выйдя на пенсию. В виду возраста ее старалась не нагружать, поэтому теперь она присматривала за порядком на этаже, следила, чтобы дежурный чайник всегда был горячий и у всех было в достатке бумаги, карандашей и скрепок.
— Что, простите? — невнятно спросил Лоуренс.
— Я уже не первый час за тобой наблюдаю, — поделилась Полли. — Уж извини, мой мальчик, но ты спишь наяву. Сидишь без движения как парковое изваяние.
— Вы правы, — согласился он, устало потирая глаза. — Сложно сосредоточиться.
— У тебя больной вид, — голос Полли был полон сочувствия. — Принести тебе чашечку чая? — она была из тех женщин, которые считают, что не существует недуга, который не может вылечить чай и ложка яблочного джема.
— Нет, я порядке. — Лоуренс вымученно улыбнулся. — Спасибо.
Он надеялся, что она уйдет, но от Полли было не так-то легко отделаться.
— Больно видеть, как ты тут чахнешь за столом. Давай пойдешь домой, а я скажу всем, что ты приболел? Поспишь как следует, а завтра напишешь заявление на отпуск и поедешь к морю хоть на пару деньков.
— К морю? — в глазах Лоуренса забрезжила искра жизни.
— На побережье всегда теплее, чем здесь. Я как-то была там весной, мне понравилось: воздух чистый, волны шуршат у берега, чайки в облаках. В кафе официанты не как у нас, молодые вертлявые юнцы, а отставные моряки — крепкие ребята. Чай принесут, и шутку расскажут. М… — она мечтательно покачала головой, прикрыв глаза. — А летом еще раз съездишь, как потеплеет. Будешь купаться, лежать под зонтиком, пить сок из высоких бокалов.
— Я не умею плавать, — внезапно признался Лоуренс. — Никогда не покидал город.
— Какой ужас! — она всплеснула пухлыми руками. — Что же ты тут делал?
— Жил.
— Разве это жизнь? Работа — дом, дом — работа. Скука смертная. Неудивительно, что тебе дурно без свежего воздуха. Пара-тройка дней у моря сделают тебя другим человеком.