- А я...
- У нас нет другой ведьмы.
- Мне на улицу? - спросил Марко. - Или переодеваться?
- Переодевайся, - сообщил человек в короне. - Ты - её сын. Инквизитор.
- Но я...
- Там будет суфлёр. Всё подскажет.
- А Сречко?
- Ушёл в буфет. За бутербродами. Два часа назад.
- Два часа...
- Вот именно. Два часа. Наверное, буфета уже нет...
- Но... Двадцать три спектакля. Трое суток. И...
- У меня есть! У меня есть бутерброды, - закричала Йованка, потроша свою сумку. Если...
Человек в короне и Марко посмотрели тоскливо. Грянул звонок. Он был, судя по всему, уже третьим. Человек в короне выскочил на сцену. Марко, отвёл Йованку в одну из гримёрок, достал откуда-то чёрное одеяние. Бросил на стул. Вышел. Йованка сбросила с себя одежду. Кое-как, путаясь в завязках, надела чёрное платье. Причесалась. Подкрасилась. Гримироваться не было времени, да и непонятно - как?
Марко ждал у дверей. Подхватил её. Повёл. Вытолкнул на сцену.
Сцену освещал прожектор. Зал тонул во мраке. Зал был сплошным чёрным пятном. Но надо было играть.
- Ты! - провозгласил человек в короне. Король, надо думать.
- Я невиновна!
- Весь твой ведьмин род!
- Никто из нас! Мы можем, но другое.
- А я велю тебя казнить. И мрак...
- А мрак от казни не погаснет. А только разгорится с новой силой. Чем больше крови, тем сильнее мрак.
- Есть способы бескровные. Сожжение...
- Мрак не вампир из глупой сказки, он души пьёт, страданья, а не кровь...
- Я знаю это, Мрак тебя возьми! Сто раз пытались. И сто раз напрасно. Есть способ Мрак преодолеть? Скажи. Я волен миловать и обретать на пытки. И ты... Ведь ты родилась здесь. Позволишь Мраку наступить на веки?
- Король, могу я попытаться...
Далее следовала сцена за столом. Марко уже вышел. Он играл Ангелара, сына ведьмы и главного инквизитора королевства. Играл не так уж плохо. Разрывался между сыновними чувствами и служебным долгом. Не верил ведьмам - даже своей матери. Как может ведьма, рождённая во тьме, бороться с наступающим мраком? Как может пчела не жалить?
С другой стороны, останавливать мрак - его профессия. Опасно, да. Но он мужчина, он инквизитор. Но он не знает, что делать. И должен согласиться, чтобы жертву принесла женщина, его мать. И... Ведь никто не знает, выйдет ли из этого хоть что-то. А вдруг станет хуже? Хотя... Куда уж хуже... А на самом деле всё уже решено. Решил король, Решила ведьма, его мать. Да и сам он понимал, что это последний шанс.
И в этот драматический момент на сцену выходит важный дворецкий и двое слуг. Каждый слуга тащит по огромному подносу. На подносах тарелки, чашки, блюда, бутылки и разноцветные графинчики. В бутылках и графинчиках что-то заманчиво плещется, на блюдах и тарелках - горы бутафорской еды. Жареные поросята, всевозможная дичь, истекающие жиром куропатки, изысканнейшие салаты, всевозможные паштеты, фрукты в меду... Всё это мгновенно расставляется на столе.
Король и инквизитор прерывают беседу. Печально смотрят на всё это фальшивое великолепие. Горькая улыбка понимания застывает на их лицах. Мир гибнет, ничего настоящего уже не осталось, надежды... Нет! Надежда умирает последней! Дворецкий торжественно поднимает тяжёлую крышку огромной супницы. Там... Там сиротливой кучкой лежат шесть бутербродов - те, что принесла Йованка. Глаза актёров вспыхивают надеждой, лица чуть разглаживаются. Ещё не конец. Жизнь ещё продолжается.
И падает занавес отделяя освещённую сцену от плещущейся в зале тьмы.
На сцене шесть актёров. Весь состав. Они тянут всю пьесу, каждый играет несколько ролей. А в супнице шесть бутербродов. Знак судьбы. Уж какой есть.
Вот и добрались до финала. В зале плещется мрак. Ни звука. Ни лучика света. А ведь тут такие интересные светильники на стенах - в виде бабочек. И люстры на потолке. Огромные хрустальные люстры. Они включены. Ток есть. Света нет. Только мрак.
А на сцене огромный бутафорский камень. Алтарь. Рядом с ним стоит Йованка. в чёрном облегающем платье. Держит в согнутой руке сверкающий короткий кинжал. С явным намерением заколоться.
- Но Небеса дают нам Веру, - шепчет суфлёр (он же один из слуг).
- Но Небеса дают нам Веру! - торжественно восклицает Йованка и бьёт себя кинжалом в грудь.
Ничего не происходит. Проклятый кинжал совсем тупой, не в состоянии даже пробить мешочек с кровью. Йованка тихонько ругается, бьёт ещё раз. Из под платья хлещет красная струя. Йованка ещё раз ругается и наклоняется над камнем, стараясь не запачкать платье. С костюмами, надо думать, тоже проблемы. И ругается в третий раз, сообразив, что ей ведь надо теперь на этот камень упасть. Прямо в эту густую красную жидкость.
Но деваться некуда. Она падает. И проваливается внутрь камня. Ругается в четвёртый раз, теперь громко и отчётливо. Нет, могли бы и предупредить, что алтарь сделан из простого картона...
Потом они выходят на поклон. Смотрят во тьму. Кланяются. Ни звука. Ни искорки света. Если верить легенде, в этом мраке должны быть зрители. Надо только их пробудить. Или оживить? Или... Пятьсот лет назад Столлю это удалось. Сколько там было спектаклей? У них уже двадцать четвёртый...
Сделали перерыв на час. Чёрное платье ведьмы простирнули в туалете. Следов красной жидкости почти не осталось - да и не слишком они выделялись на чёрном. Издали совсем незаметно. Камень-алтарь склеили. Усилили фанерой. "Святости, - как ехидно заметил Марко, - заметно прибавилось". Ещё сделали углубление, что-то вроде чаши, чтобы в неё стекала жидкость, изображающая кровь.