Ладно, газ пока есть - и то хорошо. Можно пожарить яичницу, вскипятить чайник. Телевизор отсвечивает в углу. Был какой-то фильм, заграничный, там мужик попал на необитаемый остров, сколотил из досок раму и смотрел по утрам восход солнца. Типа, как в телевизоре. Ужасно было смешно. А теперь - хоть плачь. Сколько лет всё было хорошо. И вот опять.
Яичница получилась бесподобная. Кофе, хоть и растворимый, поднял настроение. Пока мы живы - смерти нет. А может, её и вовсе нет. И... Да, это не солнце, куда ему пробиться сквозь ноябрьские тучи. Это вспыхнула дежурная лампочка в коридоре. Дали свет!
Йованка бросила недоеденную яичницу. Свет дали! Надо же что-то делать. Электрический чайник кипятить бессмысленно - только что вскипел старый чайник на газовой плите. А вот компьютер... Это да. Хоть почту посмотреть.
"Йованка, мы уехали в Вышеч, как устроимся, сообщим".
"Йованка, ответь, жить без тебя не могу, твои прелестные ножки...".
Мужики. Хоть конец света, хоть не конец, у них об одном мысли...
"Ваша заявка рассмотрена. Приглашаем на пробы. С шестнадцатого ноября в любой удобный для Вас день. Ждём". Это - от Большого Театра. На шутку не похоже. Телефоны не отвечают. А какой сегодня день? Двадцать второе ноября. И что делать? А может...
Конечно, ехать куда-то глупо. Ничего же не ходит. Большой, наверняка, уже тоже закрылся. А если даже и не закрылся... Но сидеть дома и тупо ждать конца... Ещё глупее. Пятно у книжного шкафа растёт. По чуть-чуть, но каждый день.
Ладно, помирать, так с музыкой. Йованка доела яичницу, сделала несколько бутербродов. Сложила в сумку. Выключила везде свет, перекрыла газ. Об этом постоянно напоминают. Даже, если вы думаете, что выходите из дома на полчаса... Никто теперь не знает, во что они выльются, эти полчаса.
В подъезде горел свет, на улице искрился снежок. Самая новогодняя погода. Только будет ли он, этот новый год? А если и будет... Хватит! Надо просто дойти до булочной и повернуть направо. Потом...
Потом она подошла к автобусной остановке. На остановке стояли люди. Это обнадёживало. Хотя толком никто ничего не знал. Автобусы, вроде, ходят. Но редко. Час уже не было, значит... А значить это могло что угодно. И то, что автобус вот-вот подойдёт, и то, что автобуса уже никогда не будет.
Вот в таком оптимистическом духе все и переговаривались. Рассказывали, кому куда надо ехать. Кто на работу, кто к родственникам. Кто - по магазинам. Вы знаете, в центре ещё работают магазины, надо бы одежду тёплую купить. Зима же, а из старой дочка выросла... Короче, жизнь продолжалась. А автобус приехал через полчаса.
Автобус был большой, а народу не так уж много - все сидели. Ехали долго. Водитель то и дело объявлял, что дорога перекрыта и сворачивал во дворы, колесил по каким-то проулочкам, пробирался партизанскими тропами. Кое-где пятен совсем не было, в других местах - в глазах рябило. Но - доехали. Йованка вышла из автобуса и лавируя между висящими над площадью чёрными кляксами двинулась к гранитно-серому зданию с белоснежными колоннами. Около засыпанного снегом газона пестрели афиши. Все одинаковые. Девушка в чёрном облегающем платье держит в согнутой руке сверкающий короткий кинжал. Целит себе в грудь. Внизу то ли алтарь, то ли просто большой камень. На заднем плане грозди чёрных пятен на фоне безобразных развалин. Весь этот кошмар перечёркивает кроваво-красный заголовок: "Ведьмина жертва". Буквы кровоточат многочисленными капельками.
А кто-то ещё ругает Большой за неактуальность репертуара... Но людей у белых колонн нет. Зато за колоннами полно черноты. К дверям не подойти. Зря она притащилась. Хотя... Какая разница? Выбралась в центр, пройдётся по магазинам...
- Девушка! Девушка! Вы к нам? - Откуда-то выскочил очень молодой человек в модном длинном пальто. - Пойдёмте скорее!
- Э-э-э... - опешила Йованка. - Куда?
Конечно, приятно, когда мальчик, годящийся тебе в сыновья, называет девушкой. Но... Времена сейчас такие, а людей вокруг театра совсем нет. Но парнишка интеллигентный, ни на маньяка, ни на грабителя не похож.
- В театр. Вы ведь в театр пришли? - встревожился вдруг мальчишка. - Я специально... Здесь не пройти теперь. - Он кивнул на кляксы притаившиеся за колоннами. - Надо обойти. Меня Марко зовут.
Они долго шли вдоль тускло сияющей гранитной стены по узенькой протоптанной в снегу тропке. Мимо голых кустов, мимо укрытых снежными пледами скамеек. Обошли театр кругом, вышли к его заднему фасаду. Утопая по щиколотку в снегу подошли к какой-то малоприметной двери. Марко дёрнул ручку. Дверь недовольно заскрипела, но открылась. Йованка вслед за Марко попала на грязноватую выщербленную лестницу, потом - в длинный пустой коридор. С одной стороны коридора тянулись уныло-серые деревянные двери, с другой - давно немытые заиндевевшие окна. Света они пропускали мало, вдоль стен густел мрак. То ли просто темнота, то ли уже пятна. Йованка на всякий случай старалась держаться от таких тёмных мест подальше - насколько это было возможно в не слишком широком коридоре.
Минут через пять Марко открыл одну из серых дверей, и, через совсем узкий коридорчик, провёл Йованку в маленькое и тоже плохо освещённое помещение. Йованка постояла, привыкая к темноте. У стены стояли стулья, какие-то металлические конструкции, фанерные стенды, на которых, вроде бы, было что-то нарисовано. Слева, вместо стены колыхался тёмно-бордовый занавес.
Из-за этого занавеса выскочил высокий человек в тёмном плаще с короной на голове.
- Привёл?
- Привёл.
- Женщину?
- Женщину.