И в этот драматический момент на сцену выходит важный дворецкий и двое слуг. Каждый слуга тащит по огромному подносу. На подносах тарелки, чашки, блюда, бутылки и разноцветные графинчики. В бутылках и графинчиках что-то заманчиво плещется, на блюдах и тарелках - горы бутафорской еды. Жареные поросята, всевозможная дичь, истекающие жиром куропатки, изысканнейшие салаты, всевозможные паштеты, фрукты в меду... Всё это мгновенно расставляется на столе.
Король и инквизитор прерывают беседу. Печально смотрят на всё это фальшивое великолепие. Горькая улыбка понимания застывает на их лицах. Мир гибнет, ничего настоящего уже не осталось, надежды... Нет! Надежда умирает последней! Дворецкий торжественно поднимает тяжёлую крышку огромной супницы. Там... Там сиротливой кучкой лежат шесть бутербродов - те, что принесла Йованка. Глаза актёров вспыхивают надеждой, лица чуть разглаживаются. Ещё не конец. Жизнь ещё продолжается.
И падает занавес отделяя освещённую сцену от плещущейся в зале тьмы.
На сцене шесть актёров. Весь состав. Они тянут всю пьесу, каждый играет несколько ролей. А в супнице шесть бутербродов. Знак судьбы. Уж какой есть.
Вот и добрались до финала. В зале плещется мрак. Ни звука. Ни лучика света. А ведь тут такие интересные светильники на стенах - в виде бабочек. И люстры на потолке. Огромные хрустальные люстры. Они включены. Ток есть. Света нет. Только мрак.
А на сцене огромный бутафорский камень. Алтарь. Рядом с ним стоит Йованка. в чёрном облегающем платье. Держит в согнутой руке сверкающий короткий кинжал. С явным намерением заколоться.
- Но Небеса дают нам Веру, - шепчет суфлёр (он же один из слуг).
- Но Небеса дают нам Веру! - торжественно восклицает Йованка и бьёт себя кинжалом в грудь.
Ничего не происходит. Проклятый кинжал совсем тупой, не в состоянии даже пробить мешочек с кровью. Йованка тихонько ругается, бьёт ещё раз. Из под платья хлещет красная струя. Йованка ещё раз ругается и наклоняется над камнем, стараясь не запачкать платье. С костюмами, надо думать, тоже проблемы. И ругается в третий раз, сообразив, что ей ведь надо теперь на этот камень упасть. Прямо в эту густую красную жидкость.
Но деваться некуда. Она падает. И проваливается внутрь камня. Ругается в четвёртый раз, теперь громко и отчётливо. Нет, могли бы и предупредить, что алтарь сделан из простого картона...
Потом они выходят на поклон. Смотрят во тьму. Кланяются. Ни звука. Ни искорки света. Если верить легенде, в этом мраке должны быть зрители. Надо только их пробудить. Или оживить? Или... Пятьсот лет назад Столлю это удалось. Сколько там было спектаклей? У них уже двадцать четвёртый...
Сделали перерыв на час. Чёрное платье ведьмы простирнули в туалете. Следов красной жидкости почти не осталось - да и не слишком они выделялись на чёрном. Издали совсем незаметно. Камень-алтарь склеили. Усилили фанерой. "Святости, - как ехидно заметил Марко, - заметно прибавилось". Ещё сделали углубление, что-то вроде чаши, чтобы в неё стекала жидкость, изображающая кровь.
Снова вышли на сцену. Йованка уже помнила кое-что из текста, остальных воодушевили слова короля, что на сегодня спектакль последний. Даже супница, в этот раз оказавшаяся пустой, не испортила общий настрой. Безумная надежда вспыхнула в глазах. Вспыхнула... И погасла. Тоже вариант. Достаточно жизненный.
Мешочек с кровью удалось проколоть с первого раза, и почти вся красная дрянь попала в специальное углубление. Йованка не стала падать на алтарь со всего маха, а, драматически покачавшись, осторожно опустилась на колени, и только потом навалилась на камень грудью. Успев незаметно вытереть лишнюю кровь специальной тряпочкой.
В общем, всё прошло гладко, но результата снова не было. Они долго кланялись чёрной тишине зала, старались уловить хоть какой-то шорох, увидеть хоть какое-то движение, хоть какую-то искорку света. Ничего.
Ну, на нет и суда нет. Пошли в гримёрки, переоделись. В буфет решили никого не посылать - слишком рискованно. Вместо этого обыскали несколько шкафов. Нашли банку тушёнки. Огромную, восьмисотграммовую. Откуда она взялась? Эту марку уже лет десять не выпускают. Но выбирать не приходилось. Открыли. Понюхали. Признали продукт годным и разложили по тарелкам. Тарелки-то как раз были. И стаканы. Воду набрали их под крана. Вскипятили в электрочайнике. А вот чаю не оказалось. Ни одного пакетика. Можно было, конечно, снова отправиться на поиски, но все устали, а время подходило к девяти. Решили, что сойдёт и так. Конец света, в конце концов, не до жиру.
Так что ели тушёнку, запивали кипятком. Беседовали. Сегодня спектакль сыграли в двадцать пятый раз. Юбилей. А толку? И сколько раз его надо сыграть? Удивительно, но в легенде об этом ни слова. Никаких там "девять раз по девять" или "трижды двадцать пять". Играли и играли. До победы. "От забора и до обеда", - прокомментировал Васко, он же дворецкий. Опять же, в легенде упоминались какие-то беснующиеся толпы, а здесь чёрный мрак и кладбищенская тишина. Может быть, играть надо на площади? Но ведь зрители же в театре были. Пришли на спектакль, не смотря на все обстоятельства. И...
В общем, надо играть. Заветного количества, скорее всего, и нет. Надо сыграть. Так сыграть, чтобы... Попасть. Войти в какой-то резонанс. Достучаться до... кого? Людей, богов, космоса? А может и... Ладно, надо делать своё дело. И будь что будет. Лучше уж так, чем сидеть по норам и дрожать. И здесь электричество есть. Главный театр страны и правительственные здания рядом. От одного источника. Если уж тут отключат... Тогда... Тогда при свечах будем играть. Где-то на складе есть свечи...
В день играли по четыре спектакля. В перерывах обшаривали гримёрки - искали еду. И находили, вот ведь что самое смешное. Иногда в местах, где и вчера, и позавчера ничего съедобного не было. А сегодня - было. Вот такие чудеса. Ещё страннее были сами продукты. То консервы позабытых давно марок. То колбаса с сегодняшней датой выпуска. Как-то попался персиковый компот произведённый аж в будущем году. Воистину: "Распалась связь времен..."