Еще тогда у него загорелись сомнения, но всё же Шарль принял заказ, когда ему выдали, что Снейп был ещё и насильником. Это послужило затравой для такой ищейки, как он.
Шарль явился в Хогвартс, на кастинге заметил тончайшую связь меж Снейпом и Грейнджер, поначалу задумал, что та сообщница, поставил вместе их, и его как озарило. В девушке, которая волновалась, смущалась, путала строчки и гасла взглядом от потери надежды, он уловил сходство с сестрой. В последний раз, когда она вернулась домой, ей было девятнадцать.
Тогда Квентин прикинул, что связь здесь иная и типичная: садист и красивая, пугливая жертва. Стоит сделать её Клеопатрой, как зверь набросится и попадётся в сети. Шарль устраивал им индивидуальные репетиции, присматривался самым цепким взглядом, вылавливал малейшие признаки манипуляции и насилия и не находил. Вместо этого во всегда тяжёлом, холодном, непроницаемом взоре при появлении мисс Грейнджер он видел обезоруживающую нежность; замечал, как под дождём Снейп укрывал девицу, как отдавал свою мантию и промокал до нитки сам; как носился с её витражами, как защищал от обвинений в воровстве и как взял роль надзирателя. С каждым слежением Шарль проникал под скорлупу тиранства и наблюдал ядро благородства.
Ещё с Древности доказано, что любить позволено единицам и что неразвитые душонки алчны и жаждят обладать, в то время как возвышенные и светлые попросту отдают себя целиком. Снейп не был идеальным, но и мерзавцем, каким представляло его министерство, не являлся. Он любил.
Шарль испытал диссонанс. Впервые в жизни он смотрел на приверженца Воландеморта и с ужасом, и с бессилием. Тому причиной служило восхищение.
Пожиратель смерти любил.
Квентин осознавал, что всё, в чём виновен Снейп — в скрывании Люциуса и явно в будущем укрытии Драко. Северус не монстр и не насильник. Как такая характеристика подходила советнику Воландеморта, оставалось загадкой. Тогда, не зная, на кого направить свой праведный гнев, Шарль выслеживал Драко. Он знал, что скоро тот попытается сбежать, а потому-то во время пожара ринулся за двумя незнакомцами и ранил юного эгоиста. Он презирал труса и всей душой гневался на Снейпа за то, что тот пытался укрыть от закона мерзавца. Из-за этого Шарль разил их мощным заклятьем, от которого мало кто быстро оправлялся. Задержать их не удалось, но Шарлю и не нужно было. Он знал, что Снейп притащит раненого домой. Но всё пошло куда лучше. Приятным удивлением стало то, что мистер Малфой укрывался в Хогвартсе. По этой причине Шарль рыскал, закидывал домовиков на разведку, искал. Снейп не попадался. Он словно стал безупречным.
Тогда Шарль переключился на Гермиону. Через неё он изучал Снейпа, через Снейпа — Малфоя. Он прислушивался, вглядывался и общался с мисс Грейнджер, в которой то и дело мелькали сходства с сестрой. Ему казалось, он общался с ангелом. Квентин наблюдал, как доверие к ней и её мнению Гермиона взращивала тонко и совсем невольно, и поделать с этим ничего не мог.
Тогда аврор вернулся мыслями к Драко. С ним было всё непросто. Если суть Снейпа Шарль узнал через слежку, то за Малфоя говорил разве что низменный побег. Трусливый аристократишка скрывался от правосудия и ответственности. Квентин в принципе предугадывал, что Драко подожмёт хвост и кинет всех, ведь у пожирателей нет ценностей, сопереживания и тем более совести. Они бесспорные мерзавцы, даже не проверяй. Но что оказалось действительно непредсказуемым, так то, что этот юноша, слабый и измотанный после долгой болезни, заявился делиться кровью с крёстным. Шарль недоумевал вновь! Его стереотипы ломались. Драко Малфой раскрыл себя, сдал свою семью и тайну их плана, очищая репутацию Снейпа, отдавая безвозмездно последние силы. Он лежал на койке и беззаботно улыбался, пока из вены стекала кровь.
Выходило, что Северус Снейп любил, а Драко Малфой жертвовал.
Шарль прикрыл глаза. Он шёл по коридору, ведомый ассистентом. Ему всегда казалось, что закон и справедливость — две вещи, порождающие друг друга. Для него не существовало и помысла о том, что может быть закон неверным, а справедливость — не всегда закон. До селе такое не представлялось возможным.
Но, как оказалось, и такое случалось.
Шарль прошёлся мимо столпившихся у гобелена. Ему было безразлично, что пищала Клэр, что Макгонагалл уже не реагировала, а один из знаменитых критиков Магической Британии был с разбитым подбородком и сердитыми глазами; что складки ковра опять теснились холмиками, а в округе царил беспорядок.
Он, Квентин Шарль, лучший из авроров, ловец Пожирателей смерти, трусов и убийц, заплутал во тьме своей совести. Неужели все эти годы та спала сном младенца, неужели все эти годы он слепо вверялся своей идее?
Он испытывал странные муки, словно с его сознания внезапно сняли катаракту. В его душе заявился голос, требующий пощады Драко Малфою, а принципы отказывали отпускать преступника. Разве есть что-то страшнее убийцы на свободе? Мир станет небезопасным. Стоит появиться ещё одному безумцу на свет, как все эти непойманные слабаки перетекут в насилие и разбой. Что может быть страшнее знания о том, что люди, жестоко глумящиеся, бессердечно убивающие, на свободе? Как можно гулять на улице девушкам и детям, тем невинным цветам, которые могут легко сорвать? Даже в садах есть охрана.
Неужели существует что-то страшнее этого беспредела?
Шарль отвечал «да». То была совесть, протест его души. Он стоял у самого перепутья, и эти муки не давали покоя.
— Мистер Шарль, мистер Шарль! — донёсся до уха, но никак не до сознания задумчивого аврора писклявый голос, — скорее спешите сюда! Здесь вновь случилось неладное, а вы министерский человек!
Ассистент одёрнул его за рукав, и только тогда Шарль обернулся. Наконец-то он чётко увидел, как красный, распираемый возмущением критик утирал подбородок салфеткой.
— Вы пресс-секретарь? — рычал он гневно на аврора. Рассеянный Шарль кивнул и осмотрелся.
— И вы не позаботились о таком пустяке, как порядок в коридорах? Разве подобное, — он ткнул носом начищенного сапога в ковер, — соответствует нормам безопасности, скажите, а? Здесь полтергейст, а вы созвали фестиваль? Возмутительно!
— Да! — запищала Клэр.
— Какое гиблое место — этот Хогвартс! Он словно проклят, что при Дамблдоре, что при Макгонагалл здесь случаются беды! И вы ещё уповаете на рейтинг, звание и награду, директор Макгонагалл?! У вас актёр загремел с аллергией от сока!
Вы даже этого не могли продумать! Какой кошмар…
— Ох, а я говорила Минерве, что нужно здесь контролировать как следует, сэр! Нет, если бы проводили в моей школе, такого никогда бы в жизни не случилось! Ох, сэр, вам не больно?
— Нет, не больно, но досадно. Я уезжаю. Ждите отзыв в газетах, чёрт возьми!
— Но, сэр, а как же остальной фестиваль?!
— Мадам Клэр, вас это беспокоить тоже не должно.
Всё это время Макгонагалл не издала ни слова. Она смотрела скупым на эмоции взглядом. Признаться, ей, как и Шарлю, было не до этого. Она общалась с Поппи. Даже после переливания, как сказала та, Северус Снейп мог не прийти в себя.
— Я ещё в инспекции напишу!
— Напишите! Напишите! — визжала Клэр.
— Мадам Макгонагалл, я с вами, кажется, говорю. Или для вас мои слова — пустой шум? Вы чего вообще добиваетесь?! — взревел критик.
Макгонагалл осмотрела его скопившуюся слюну у уголков губ и прошептала тихо:
— Пишите.
Критик бросил строгий и недоумевающий взгляд, и безразличие к его словам взбесило, куда сильнее проделок полтергейста.
— Постойте, сэр… Остановитесь. Мадам Макгонагалл очень устала. Вам со мной следует решать этот вопрос, — проговорил Шарль.
— С вами? И на каком таком основании? Быть может, вы ещё и инспектор по безопасности? И министр? И аврор?